
Онлайн книга «Командировка в лето»
— А как же проблема маленького человека, Дим? Князь хмыкнул в ответ, остро глянул поверх очков: — Вот пусть ее маленькие человеки и решают. А мне-то до нее какое дело? Я-то — большой, и у меня, знаешь ли, своих проблем достаточно… Выше крыши. Голова скоро станет красная, как огнетушитель, от боли. Ношусь, понимаешь, как в жопу заведенный… А тут еще этот… маленький… со своими вечными проблемами… типа, как у меня, большого, что-нибудь скоммуниздить из того, что не приколочено… Не-е-ет, господа-товарищи. Хватит. Нарешались уже их проблем на свою голову. Потом помолчал и добавил уже совершенно другим тоном: — Против водки, надеюсь, никто не возражает? Я сам предпочитаю «Гжелку», уж простите за некоторое плебейство, но она здесь и вправду неплохая. Против «Гжелки» возражения, и то довольно робкие, нашлись только у Ларина. Он уже давно понял, к чему все идет и, решив оттянуть момент потери чувства реальности, стыдливо заметил, что где-то читал: под настоящую кавказскую кухню вроде бы полагается пить настоящее грузинское вино. После чего был примерно жестоко отчитан Князем. Обидно, блин… — Знаешь, Глеб, — Князь витийствовал легко, свободно жестикулируя зажатой меж тонких сильных пальцев сигаретой, — ты меня постоянно удивляешь. Вроде бы умный человек, а читаешь всякое говно. Тьфу, аж противно. Да будет тебе известно, настоящая кавказская кухня — штука довольно жирная и острая, сдобренная пресной мамалыгой и такими же пресными лепешками, и вином такой пожар погасить… э-э-э… затруднительно. Особенно для наших российских желудков. Даже в Грузии, где настоящий культ вина, его пьют по-другому и под другую закуску: нежирное, лучше всего копченое и порезанное тонкими ломтиками мясо, сыр, пресные лепешки, зелень, фрукты. И под длинные, мудрые тосты, под долгие песни. А попробуй-ка ты пить вино под хинкали. Да у тебя уже вторая хинкалина комом встанет! Или под настоящий, жирный чанахи, да под то же правильно сваренное харчо. Про хашлому я вообще лучше промолчу. Поэтому на Кавказе — особенно в холодное, по их меркам, разумеется, время года — пьют водку. Или свою, виноградную чачу, или нашу родную, пшеничную. В которой вполне разбираются. Не хуже русских помещиков. Вот такая вот фигня, уважаемый. Хреновые ты книги читаешь, право слово. Лучше Искандера почитай — вот кто велик… Глеб пристыжено молчал. Что-то такое он, в принципе, и предполагал, — доводилось сиживать за кавказским столом, доводилось. Только ему почему-то казалось, что водку пьют эти ребята больше из вежливости, чтобы не обидеть русского гостя. А оно эвон как получается… Стыдно, батенька… Но Князь к тому времени, как он сообразил, что ответить, кажется, забыл про него. Потому как к столу летел уже не один, а аж трое официантов, сгибающихся под тяжестью уставленных снедью подносов. И понеслась. Сыр простой. Сыр жареный. Сыр копченый. Острые грузинские соленья. Волшебный в своей неповторимости аджапсандал. Баклажаны с чесноком. Баклажаны с орехом. Исходящее немыслимым духом горячее красное лобио. Одуряюще пахнущие настоящие грунтовые — не тепличные! — овощи, синий кавказский базилик, хрустящие на зубах побеги кинзы и петрушки, острые, похожие на тонкие клинки молодые стебли зеленого лука и чеснока с нежными белыми головками. Маленькие, чуть больше чайных чашек, мисочки с густым, на крутом бараньем бульоне сваренным шулюмом. Долма. Потрошки по-каракалпакски. Истекающие горячим мясным духом хинкали. Истекающая ледяной слезой водка в хрустальных графинчиках (когда один из халдеев попытался водрузить на стол бутылку, Князь глянул на него так, что бедолага чуть сквозь землю не провалился). И, наконец, венец творенья — мясо. Не какой-нибудь банальный шашлык, а настоящая парная шейка, промаринованная в собственном соку с луком и чуть-чуть обжаренная на душистом живом огне. И — тосты, тосты, тосты. За тех, кого сейчас с нами нет. За тех, кто скоро обязательно будет с нами. За тех, кого с нами уже никогда не будет, — молча, тихо, играя желваками и не чокаясь… За старых и новых друзей. За встречу. За знакомство. За землю, на которой сидим. Дальше Глеб уже ничего не помнил… Только — смутно! — как грузились в минивэн, как искал забытые сигареты, как долго и неуклюже пытался попасть ключом в замочную скважину двери номера. Вроде бы, горничная помогла. Тьфу, стыдоба-то какая… Когда он очнулся, за окнами было уже по-настоящему темно. Голова, на удивление, болела не очень сильно, но, тем не менее, подумать о поправке здоровья следовало незамедлительно. Добрался до телефона, набрал номер Художника. Тишина. Чего и следовало ожидать. Надо было тащиться в лобби-бар, скорее всего — там заседают. Если не уехали куда. Глеб застонал, но заставил себя доползти до ванной комнаты, где поплескал в помятое лицо холодной водой. Потом натянул на себя свитер, влез в кроссовки и решительно вышел из номера. Вроде полегчало. Или просто чудится? До лобби нужно было плестись аж через два коридора, и он решил проделать путь по улице. Там вроде посвежее. У выхода на диванчике читал газетку молодцеватый охранник в аккуратной черной форме. Да. Сурово тут у них. Не забалуешь. Глеб сначала решительно пошел мимо, потом остановился. — Привет! Моих не видел? Охранник отложил в сторону газету, поднялся, одернул робу. — Добрый вечер, господин Ларин. Дмитрий Александрович, господин Корн и один из ваших — в баре «Панорама» на последнем этаже третьего корпуса. Еще один ваш сотрудник, здоровый такой, волосатый, уехал в город с Игорем. Если вам нужно, могу с ними связаться… Глеб только рукой махнул. Не фига себе, как у них тут служба поставлена. — Да ладно, пусть отдыхают… А как до этой «Панорамы» добраться? Охранник пожал плечами, подошел к стеклянной двери, открыл, поманил Глеба рукой: — Вот, смотрите: идете по этой дорожке до высотки, видите ее? — Вижу… — Там поднимаетесь на последний этаж на лифте. В лифте рядом с кнопкой табличка: бар «Панорама». Не заблудитесь? |