Онлайн книга «Командировка в лето»
|
Достаточно было задать пару-тройку наводящих вопросов — и пиши монолог для исходника. Потом — режь не хочу. Хоть монтируй, хоть перемонтируй. Отработали. Заскочили заодно и в порт, поснимали рыбаков на пирсе. Экзотика! Рустам предложил под шумок проехаться и в «Шератон», поснимать там — как-никак символ возрождающейся всесоюзной здравницы, — но Глеб от этого дела решительно отказался. Во-первых, Князь обещал сначала договориться с шератоновским генеральным (а такие вещи лучше и впрямь согласовывать), ну, а во-вторых, спать хотелось неимоверно. В конце концов, на курорте мы или не на курорте? Начальство обещало командировку в лето. Обещало? Вот пусть теперь и терпит… Короче, сейчас наскоро перекусываем где-нибудь в городе, и — по личному плану. Лично он, Глеб Ларин, собирается ложиться спать. Сладко так. С прихрапом и присвистом. А остальные могут хоть на ушах стоять. Самое главное — к завтрашнему утру быть в форме. Железно. Мэр из Москвы вернуться должен. Перекусить решили в небольшом, но уютном придорожном ресторанчике, по весенне-несезонному времени абсолютно, прямо-таки первозданно пустом. По крайней мере, кругленький хозяин-армянин встретил их просто как любимых родственников, с распростертыми объятиями. Быстренько заказали по порции домашнего сыра, солянке и шашлыку и приготовились ждать, потягивая холодное пивко. Ничего особенного, а ведь приятно, черт его подери… В ресторанчике тем временем стало немного оживленнее. Заскочили две толстые неопрятные тетки, судя по разговорам — челночницы с только что прибывшего из Турции парома. Самый дальний столик в углу заняла троица угрюмых, совершенно бандитского вида кавказцев в золотых перстнях на давно не мытых пальцах — эту породу Глеб ненавидел даже не с Чечни. С Карабаха. Там на эту мразь насмотрелся достаточно. Так, что до сих пор тошнит… В противоположном углу о чем-то ворковала влюбленная парочка: молодой розовощекий и широкоплечий старлей, природный русак с десантными курицами на петлицах, и очаровательная худенькая девушка-армянка с золотыми волосами и огромными карими глазами, вместившими, казалось, всю мудрость и боль древнего, много чего повидавшего народа. Девушка время от времени опускала взгляд на безымянный палец правой руки, украшенный тонким золотым ободком, и ее лицо начинало светиться такой тихой глубинной радостью, что становилось понятно — розовощекий старлей составляет смысл ее существования. Глеб присмотрелся: безымянный палец правой руки десантуры украшал точно такой же ободок. Как всегда, при виде чужого счастья Ларина охватил приступ щемящей тоски — ему ли не знать удивительную непрочность радости человеческой? Куда будет твоя следующая командировка, старлей? В Чечню? В Среднюю Азию? На границу со сваливающейся в беспросветный бандитский беспредел Грузией или с по-прежнему не замирившейся Абхазией? Или ближе к Крымскому перешейку, где, кажется, опять начинается никому не нужная истерика, как с нашей, так и с украинской стороны. Если УНСОвцы договорятся с татарскими радикалами, а к этому все, похоже, идет, там заварится такая каша… Потому что тогда эти твари начнут резать этнических русских. А у нас тоже достаточно горячих голов. И что тогда? Плохо тогда будет. Очень плохо. Так плохо, что перманентно тлеющая Чечня покажется детскими играми в песочнице. Мы это все, увы, уже проходили… Будь ты проклято, первое десятилетие двадцать первого века от Рождества Христова… И будь ты счастлив, старлей. И ты будь счастлива, девочка. Слишком хорошо я помню свою случайную пулю, полученную в рядовой перестрелке в Карабахе, куда меня в очередной раз занесла лихая журналистская судьба. Дикую пульсирующую боль, толчками вытекающую из меня кровь, отсутствие обезболивающих в местной больнице и удивительно красивую сорокалетнюю армянку-хирурга, державшую меня за холодную потную руку и шептавшую мне: «Цавет танем». «Возьму твою боль». Я не хочу брать твою боль, девочка… Устал. Я не хочу, чтоб тебе было когда-нибудь больно… Глеб очнулся. Горячего пока так и не принесли, Сашка в виде компенсации уже успел заказать бутылку водки и теперь деловито разливал ее по стаканам. Поехали. Глеб выпил и отправился в туалет — пиво подпирало. А там его ждал очень неприятный сюрприз. Из тех, что подкрадываются незаметно. Пока он мыл руки, кто-то не очень сильно, но достаточно резко ударил его рукояткой пистолета по затылку. Настолько не сильно, что он даже почти не потерял сознания. Но только — почти. Когда Ларин пришел в себя, он стоял, припечатанный лицом к холодной кафельной стене, а руки его были заломлены за спину. Кавказцы, понял Глеб. Больше некому. — А теперь, журналист, слушай сюда, — прошептал-прошипел за его спиной низкий гортанный голос. — Ты сейчас соберешь свои манатки и уедешь в свою Москву. Навсегда. А не уедешь сейчас — мы тебя там потом найдем. И снова резкий, на этот раз куда более ощутимый удар. Ослепительная вспышка в мозгу. И темнота… Мучительным усилием воли он не позволил себе отключиться, но ноги все-таки не выдержали, подвели, суки, подкосились… Глеб упал на заплеванный и местами залитый мочой пол, и подняться получилось у него, увы, не скоро. По крайней мере, твари ушли. Спокойно эдак и неторопливо. Безнаказанно. Ничего, сочтемся… Ларин непослушными пальцами отвернул-таки вентиль и сунул раскалывающийся затылок под тонкую струйку холодной воды. Через некоторое время полегчало. Да, в серьезные, похоже, игры играем, господа… Не детские. И на большие деньги. На очень большие. Просто так журналистов, к тому же нашего уровня, по голове не бьют. Если уж звезды зажигают… Он вынул из кармана куртки мобильный телефон и непослушными пальцами набрал номер: |