Онлайн книга «Командировка в лето»
|
— Можешь прекращать этот военизированный балаган, шеф. Эта часть проблемы закрыта. — А какая открыта? Мгновенно успокоившийся Князь сразу же стал самим собой — спокойным и ироничным. — Там у меня в машине заказчик сидит. — Корн с наслаждением отхлебнул из вновь наполненной необычайно услужливым Художником рюмки. — Я б его сюда привел, да не хочется, чтоб чересчур много народу его здесь видело. Князь сердито прищурился. — Ты знаешь, от своих людей, особенно от тех, кто в деле, у меня секретов нет. От этих, — он кивнул в сторону жмущихся к стойке Художника и Рустама, — в данный момент тоже. Они ведь, в некотором роде… кгхм… в деле. Понимаешь? Корн пожал плечами. — Тебе решать… Князь кивнул, соглашаясь: — Да. Мне. Андрей еще раз пожал плечами и махнул рукой застывшим у дверей автоматчикам. — Ведите сученыша… Когда сученыша ввели и несильным толчком в спину отправили прямо на середину лобби, Князь только удивленно хмыкнул и виртуозно выгнул левую бровь домиком. У Глеба так тоже иногда получалось. Но нечасто. Потом Князь укоризненно покачал головой. — Нда-а-а… Чудны дела твои, Господи… Впрочем, что-то подобное, наверное, и стоило предполагать. Мальчиков портят деньги и дурные компании… Еще раз хмыкнул и устало привалился спиной к квадратной колонне, подпиравшей величественный свод главного зала старинного партийного санатория. Говорят, здесь раньше останавливались чины не ниже завотделом республиканского ЦК… Да и хрен с ним… — Ну, что, юноша, рассказывайте, как докатились до жизни такой? И, самое главное, с какой целью? — Я думал, что у него, — юноша кивнул в сторону Глеба, — кассета. Хотел забрать… Было видно, что врать ему почему-то очень не хотелось. Князь повернул голову в сторону журналиста, встретился с ним взглядом: — Какая еще, на хер, кассета, Глеб? Почему я ничего не знаю? Ларин только пожал плечами и сплюнул прямо на мраморный пол лобби. Количество крови в слюне уже изрядно подсократилось, но все равно наличествовала, наличествовала, родимая… Производила, так сказать, впечатление. Но только не на Князя. Глеб снова пожал плечами. А что тут ответишь? — Да хрен его знает, Дим. Я уж Корну говорил: знал бы, давно б отдал. Я не герой, знаешь ли… Князь снова медленно повернулся к мальчишке: — Так что за кассета? Сзади неожиданно негромко покашляли, явно пытаясь привлечь внимание. Ларин с Князем немедленно обернулись: там виновато теребил свой роскошный хвост пунцовый Художник. — Я, кажется, знаю, что это за кассета, Князь. Ее мне подружка для Глеба передала. От Ольги. А я забыл. Ну, это… нажрался, сорри… и забыл. Думал — потом передам. Ведь наверняка херня какая-нить… откуда там чему-то серьезному взяться? …Апперкота такой сокрушительной силы от своего худощавого шефа стодвадцатикилограммовый Художник явно не ожидал. Да если честно, Глеб и сам от себя такого не ожидал. С боксом-то он уже давным-давно завязал. А тут, гляди-ка — вспомнилось… Неожиданно… Вот ведь, блин… — Ты, урод, меня ж за нее убить могли, понимаешь?! Но урод не понимал. Он был без сознания. Находившийся рядом Корн сполз по колонне и зашелся истерическим хохотом. Князь пожал плечами, покачал головой и попросил охранников принести воды. Надо было отливать бедолагу. Причем немедленно. …Художник, впрочем, пришел в себя довольно быстро и без посторонней помощи. И, что характерно, зла на шефа совершенно не держал. Странно было бы. Князь его тут же в сопровождении двух молчаливых шкафов-охранников отправил за искомым предметом. В номер. Он кассету, урод, в тумбочку бросил. И забыл. Бывает. Просмотр решили устроить прямо в лобби-баре. Там над стойкой был закреплен вполне приличный телевизор, а внизу, между стеллажами, легко нашлось место и для притаившегося видеомагнитофончика. Бар был круглосуточным, и в свободное от работы время персонал, по-видимому, не особо прячась от начальства, развлекался просмотром разного рода крамольной видеопродукции. Корн, хмыкая, только «трехиксовой» порнушки кассет двадцать оттуда вынул, не считая прочей легкой эротики. Да и хрен с ним. Зато теперь нормальным людям техника пригодилось. И то — гуд. Тихо вжикнула погрузившаяся в гнездо магнитофона кассета. По экрану сначала пошла рябь, а потом появилось лицо Ольги. Изображение было характерно черно-желтым и в хорошо знакомом всем профессионалам «кружке». Съемка явно велась срытой камерой через «стекло» — миниобъектив, закрепленный на конце стекловолоконного провода. Ольга просто знала, где закреплен выход, и теперь в него старательно наговаривала. Внешне девушка выглядела довольно спокойной, но даже несмотря на ужасающего качества изображение, чувствовалось, что она чего-то смертельно боится. — Привет, Глеб! Если ты видишь эту запись, то меня, скорее всего, уже нет в живых. Значит, до меня добрались. Прощай. И пожалуйста, отомсти за меня. Ты можешь, я знаю. Это очень легко. Просто предай ЭТО огласке. И все. Нет, не все. Я знаю, что ты не ханжа, но все-таки хочу объясниться. Да, мое агентство было борделем для них. Но… По-другому здесь просто не выжить. Никак. Прощай. Я люблю тебя… Изображение погасло, пошли черно-белые помехи, а потом, внезапно, возникла совсем другая картинка. И профессионалу Ларину хватило буквально трех минут, чтобы понять, почему Сочнов-младший был готов связаться хоть с чеченами, хоть с чертом, хоть с дьяволом, чтобы получить эти кадры в свои руки. Или хотя бы просто уничтожить. Любой ценой. Наш народ может простить политику многое. Пьянство. Свинство. Траханье с дорогими и не очень проститутками. Но такого он не сможет простить никогда. Слишком уж своеобразными оказались сексуальные пристрастия мэра Сочнова. Настолько своеобразными, что в глазах электората вполне бы могли поспорить и с педофилией. Алексей Игоревич предпочитал быть «рабом». |