Онлайн книга «Хардкор белого меньшинства»
|
Сколько с ним ни играю – всегда проигрываю. И не потому, что он лучше меня шары гоняет, нет. Когда турнир какой мутим междусобойный – бывает и так, что я этот турнир выигрываю, а Русланыч даже в тройку не входит. А вот в личных встречах – ни в какую не получается. И ни он, ни я не можем понять почему. Вот и в этот раз – та же фигня… …Мы, вообще-то, в паб в ту субботу довольно случайно заскочили. Собирались ко мне на дачу, семьями, ну – шашлычки пожарить, винца попить, то се. А погода – подвела. Как со вчерашнего дня зарядил дождь со снегом, так и шел, ни на минуту не прерываясь. В результате девчонки отправились в кино, а мы решили заскочить в паб, погонять шары, посмотреть британскую премьер-лигу, пропустить пинту-другую «Гиннеса» и скоротать тем самым время до вечера. А уж вечером – воссоединиться с нашими половинами и рвануть куда-нибудь поклубиться. Куда? Доживем – увидим. Наверняка кто-нибудь прозвонится. Предложит программу. Что сейчас-то себе голову забивать? Итак, представьте себе эту мизансцену: пустой паб, два взрослых придурка лениво гоняют шары и пьют пиво в ожидании трансляции «Чарльтон» – «Ньюкасл», а бармен Андрэ не менее лениво протирает бокалы за стойкой. И тут этот врывается. Небритый, опухший, с безумными глазами. Пробежал, не здороваясь, к стойке, что-то выпалил шепотом бармену, выхватил у него из рук бутылку коньяка и убежал в угол. Вскоре оттуда раздалось активное позвякивание. Мы переглянулись. Вообще-то у нас не принято навязываться человеку, если сам не зовет, но тут – случай особый. Художник все-таки. Наш больной брат. Нет, вообще-то он, конечно, – никакой не художник. Оператор с телевидения. Сашка Тропкин. А Художник – это просто ник такой, кличка, в смысле. Это я его так прозвал, а остальные – подхватили. Когда еще вместе на телеке работали. Я потом оттуда по-быстрому свалил – сначала в газету, а потом и рекламное агентство свое сделал. А он так на ящике и ошивается. Судьба. Да и пьет, если честно, много. Вот и сейчас, похоже… Переглянулись еще раз и, не сговариваясь, двинули к нему за столик. Русланыч по дороге с барной стойки пару рюмок прихватил и Андрэ кивнул, чтоб лимон резал. Надо же выручать товарища. Сашка на наше появление реагировал, к счастью, вполне адекватно. Не возражал, когда я разлил нам с Русом его коньячок. Даже чокнулся с нами и изобразил что-то типа «здрасьте». Глядим – нет, вроде, в запой не собирается. Тогда что случилось? Ладно. Расскажет. А пока – пусть отдышится. Вон он какой бледно-зеленый да взъерошенный. Выпили по второй, закурили. Дымим лениво. Гляжу – Сашку, кажется, отпускать начало. И точно, к тому моменту, как Андрэ приволок блюдечко с тонко нарезанными лимонными лепестками, густо посыпанными сахарной пудрой вперемешку с молотым кофе, он уже настолько пришел в себя, что по третьей разлил – совершенно самостоятельно. Ладно. Пора, думаю. – Ну что, полегчало? – Угу, – кивает, а сам к моей пачке «Парламента» тянется. Подтолкнул к нему сигареты, чиркнул зажигалкой. Порядок. – Ну, а раз полегчало, так давай колись, что такой взъерошенный? Он только вздохнул потеряно: – Тут такая история, парни… Я, кажется, пить бросил… – Вижу, – киваю на его только что опустевшую рюмку, – хорошее дело сделал. Сам не раз бросал. Пару лет назад даже дважды за неделю как-то умудрился. Тогда наливай по четвертой и – давай рассказывай… – Да тут такой случай… Только никому! Договорились? – Договорились. Грош цена таким «договорам», сам знает. Так, для проформы спрашивает. – Ну, я вчера гонорар за документалку получил. Большой. Хотя для вас, конечно, – небольшой, а для меня – хоть на месяц в запой уходи. Хорошо еще Ирка в редакции была, я ей сразу бо́льшую часть отдал, а то бы – точняк не удержался… И – замолчал. Сидит, курит. Задумался. – Эй, ты еще с нами? Если уже нет, то – давай возвращайся… – Да тут я, тут, – морщится досадливо. – Просто вспомнил, что Ирка еще где-нибудь штукарь перехватить просила. Машину поменять хочет, а то наша помойка что-то совсем ездить отказывается… И – опять замолчал. Я коньяк по рюмкам доразлил, махнул Андрэ, чтоб еще одну нес. Усмехнулся. – Ладно, – киваю, – косарь я тебе, пожалуй, ссужу. На три месяца вполне хватит, чтоб вернуть. Только – не тебе, а Ирке. Пусть позвонит. А то тебе сейчас дать – один черт пропьешь… – Пропью, – вздыхает. – Дим, а я правда такой конченый? – Правда-правда, – соглашаюсь. – Ты только прекращай себя жалеть. Лучше дальше рассказывай… – Ну вот, так всегда. Как душу излить хочется – так хрен вас, козлов, где найдешь. А как что интересненькое, так тут вот – сразу, пожалуйста. – Ладно, – смеюсь, – не тарахти… – Да чего уж там, – вздыхает. – Тогда – слушайте. Только – никому, точно? – Могила! – Так вот, большую часть гонорара я, конечно, Ирке отдал. Но заначку, само собой, оставил. А как по-другому-то? Пятница все-таки. День наемного работника. Хотел сюда, в паб ехать. Оделся, иду по коридору. А навстречу – Петька, ну, вы его знаете. Кличка – Условный… – Знаем, конечно, – ржем, – страшный человек… – Не то слово, – вздыхает. – Сколько раз слово себе давал с ним не бухать. А тут… Привет, орет, Художник, у меня бабла куча, пойдем вмажем, – и все мои внутренние обещания, все мои психологические, так сказать, установки – фьюить – и в небытие. Парень-то он, по сути, хороший… – Хороший-хороший, – подтверждаем, – ты дальше давай. – А что дальше? – удивляется. – Дальше – как всегда. Начали в буфете в Останкино. Потом куда-то поехали. Потом – еще куда-то. Потом какие-то девки появились непонятные. С травой. Вроде с MTV, а так – хрен их разберет. В общем, прихожу в себя в чужой квартире. Башка величиной с международную космическую станцию. С международную – потому как полушария на разных языках переговариваются. Рядом девка валяется – красивая, кстати, – а в животе – бурчит со страшной силой. Срать хочу – не могу… |