Книга Пленница былой любви, страница 90 – Бетти Махмуди

Я высыпала все на каменный пол: альбомы для рисования Махтаб, сменную одежду, бижутерию, деньги, монеты для телефона-автомата, которые дал Амаль, наши паспорта.

– Дай мне это, – сказал он.

«Неужели он просто вор? – подумала я». Все, кроме часов, я отдала ему.

Мосейн, рассортировав вещи, сложил их в маленькие пакеты.

– Завтра, – сказал он по-персидски, – наденете все, что сможете, на себя. Остальное оставите.

Он перебирал в руках две мои цепочки и перламутровый браслет, затем положил их в карман.

Желая как-то его ублажить, я достала свою косметичку и также подала ему.

– Подари это своей жене, – сказала я. Была ли у него жена?

Он завернул также деньги, паспорта и золотую цепочку.

– Оставь это на сегодняшнюю ночь, но перед тем, как мы выедем, я заберу эти вещи, – предупредил он.

– Хорошо, – поспешно согласилась я.

Он осмотрел школьный учебник персидского языка, который Махтаб взяла с собой. Когда он заталкивал книгу в карман плаща, в глазах Махтаб заблестели слезы.

– Я хочу это взять, – всхлипывала она.

– Я отдам тебе потом, – пообещал он.

Этот человек с каждой минутой казался мне все более загадочным. Он держался очень мило, но его слова и действия не оставляли нам выбора. Он улыбался по-отечески, а карманы набил моими драгоценностями.

– Я вернусь сюда утром, – сказал он и вышел в темную холодную ночь.

Было поздно. Мы с Махтаб закутались в плахты, прижавшись друг к другу возле печи. Махтаб наконец погрузилась в неспокойный, неровный сон.

Изнуренная до предела, дрожащая от холода, голодная, почти в бессознательном состоянии от напряжения и беспокойства, я лежала рядом со своей девочкой. У меня все сжималось внутри от мысли, что Муди уже мчится по нашим следам. Я страшилась полиции, солдат, пасдаров. Я боялась завтрашнего дня, опасностей, связанных с пересечением границы. Как они это сделают?

Я волновалась об отце, маме, Джо и Джоне.

Переполненная тревогами и страхом, я то забывалась в полном кошмаров сне, то просыпалась. Так прошла ночь.

К утру сарай казался еще холоднее, чем с вечера.

Женщина принесла нам чай, хлеб, а также сыр, но еще более острый, просто несъедобный. Когда мы пили чай и жевали твердый хлеб, женщина вернулась с настоящим лакомством – семечками подсолнуха на маленьком подносе. Как обрадовалась моя Махтаб! Мы были голодны, и я была уверена, что она проглотит все сразу. Но Махтаб разделила семечки на две маленькие порции.

– Мама, мы не должны съесть все сегодня. Нужно немного оставить, – сказала она. – Вот эти съедим сегодня, а те оставим на завтра.

Она поразила меня своим совсем не детским рационализмом.

Женщина суетилась во дворе, разжигая маленький костер. Она готовила курицу, одну из тех, которые бегали по двору.

В воздухе стоял аппетитный аромат отварного мяса. Женщина вернулась и стала приготавливать сабзи. Я села рядом, чтобы помочь ей.

Еда была готова, на полу расставили тарелки, и мы только сели обедать, как внезапно появился Мосейн.

– Зад баш! Зад баш! – распорядился он. Женщина тут же встала и вышла на улицу, а какое-то время спустя вернулась с ворохом одежды. Она быстро нарядила меня в тяжелый яркий четырехъярусный курдийский костюм. В моем одеянии были длинные рукава с почти восьмисантиметровой ширины полоской ткани, свисающей у запястья. Внешний слой юбки был сшит из тяжелой шелковой парчи апельсинового, голубого и розового цветов.

Голову мне плотно обернули длинным куском ткани, концы которой с одной стороны свисали. Таким образом, я стала курдкой.

На Махтаб по-прежнему было манто.

– У меня нет брюк, – сказала я.

Мосейн тут же принес длинные мужские брюки. Я подвернула манжеты, пытаясь натянуть брюки под многочисленными слоями курдийских юбок. Затем Мосейн вручил нам с Махтаб толстые шерстяные носки, на которые мы надели обувь.

Только сейчас мы были готовы.

Мосейн попросил деньги, цепочку и паспорта – все ценное, что оставалось у нас, за исключением часов. Не имело смысла переживать о них, если речь шла о нашей жизни.

– Побыстрее! Побыстрее! – подгонял он.

Мы вышли за ним из сарая, оставляя нетронутым обед, и забрались в голубой «пикап».

– Ты не беспокойся, не беспокойся, – повторял Мосейн.

Он объяснил мне, как умел, свой план: какое-то время мы будем ехать «пикапом», потом пересядем в другую машину и наконец в машину красного цвета.

Детали я так и не смогла уяснить.

По-прежнему у меня были к Мосейну смешанные чувства. Его поведение часто таило в себе что-то зловещее. У него были мои деньги и драгоценности. О паспортах я не беспокоилась: без виз они все равно были бесполезны. Если нам только удастся добраться до посольства США в Анкаре, наверное, нам выдадут новые.

С другой стороны, он был заботливый и доброжелательный. Я ожидала от него защиты и помощи. Будет ли он сопровождать нас всю дорогу?

– Я никогда еще и ни с кем не переходил границу, – сказал он по-персидски. – Но ты моя сестра, и я перейду границу вместе с тобой.

Оригинально. Я сразу же почувствовала себя увереннее.

Спустя какое-то время мы увидели мчащийся нам навстречу автомобиль. Поравнявшись, машины внезапно затормозили. Мосейн торопил нас.

Мы вышли на шоссе. Я повернулась к Мосейну, уверенная, что он присоединится к нам.

– Отдай это мужчине в другой машине, – сказал он, подавая мне паспорта.

Я быстро потеряла его из виду, потому что водитель нажал на педаль газа до отказа. Голубой «пикап» исчез, а вместе с ним и Мосейн.

«Значит, он не поедет с нами, – убедилась я. – Я никогда больше не увижу его».

Очередная машина развернулась и затормозила прямо возле нас. Мы забрались в кабину.

Это была открытая машина вроде «джипа». В кабине сидели двое мужчин. Одному из них я подала паспорта. Он взял их осторожно, точно они обжигали. Ни у кого не было желания быть пойманным с американскими паспортами.

Затем он сказал нам пересесть наверх. Я не знала, для чего это нужно, но выполнила его распоряжение. Мы тотчас же двинулись с бешеной скоростью.

В прошлую ночь в каменном сарае мне казалось, что холоднее уже не может быть. Но я ошибалась. Мы с Махтаб прижались друг к другу на открытой платформе. Ледяной ветер пронизывал нас насквозь, но ни Махтаб, ни я не жаловались. Мы ехали по ухабистой дороге, вьющейся серпантином в гору.

«Сколько испытаний уготовано судьбой еще на нашу долю?» – спрашивала я себя.