Книга Маги, страница 43 – Вера Крыжановская

– Мораль моей легенды такова, что путешествие к совершенству – предприятие весьма рискованное, и что никогда нельзя быть уверенным, что достигнешь своей цели, так как человеческий инстинкт до такой степени внедрен в душу, что почти нет возможности констатировать, когда он окончательно исчезает.

Герой моей легенды совершенно, по-видимому, очистился во время своего долгого восхождения; существо его казалось одной волной гармонии. Вся его мысль обратилась в волю и повелевала космическими законами, которые он понял и которыми умел пользоваться, и только в глубине его существа осталась частица «человека», то есть атом сомнения и эгоизма. Эта-то частица возмутилась и сожгла все чудное здание.

– Для себя лично,- заключил Нарайяна с веселым смехом, – я вывожу из этой легенды – истинна она или ложна – следующую практическую мораль: так как нас никто не торопит и недостатка во времени у нас нет, то благоразумнее наслаждаться настоящим и, насколько возможно, отдалять ту опасную минуту, когда придется явиться перед таинственными небесными вратами и их молчащими стражами, гениями сфер.

– Ты говоришь глупости, Нарайяна! Ты слишком много узнал, чтобы не чувствовать всю тяжесть невежества, и близка минута, когда ты горько будешь оплакивать, что так неблагоразумно осудил себя на бездеятельность, – перебил его Супрамати.

– Не страшно! Чувствуя себя хорошо, я намерен оставаться здесь как можно дольше и буду любоваться издали, как вы будете исходить кровавым потом, карабкаясь по крутой и неблагодарной дороге совершенства, впряженные в колесницу невежества.

– Ты забываешь, что с каждым усилием, с каждым шагом вперед бремя невежества будет все таять, и подъем сделается легче, – с улыбкой заметил Дахир.

– Но не довольно ли? На этой почве мы никогда не сойдемся. Лучше я покажу вам иллюстрацию к легенде о Вайдхиве:

камень, в котором заключена душа мудреца, оплакивающего свое падение.

– Разве здесь есть такой легендарный камень? Разумеется, я хочу его видеть, – с любопытством вскричал Супрамати.

– Да, в конце моего сада. Пойдемте, я сейчас покажу его вам,

– весело ответил Нарайяна, вставая.

По длинной аллее, обрамленной ветвистыми деревьями, они прошли весь сад и вошли в небольшую рощу. После десятиминутной ходьбы они очутились на небольшой полянке, в центре которой стояла маленькая пагода.

Внутри пагоды, в приятном полумраке ясно вырисовывалась большая статуя Будды, стоявшая на высоком постаменте.

У подножия статуи виднелся большой серый камень, треснувший по всей высоте; изнутри, тихо журча, била струя хрустальной воды, падавшая в плоский водоем, который хотя и был переполнен, однако вода не выливалась из него. Куда она девалась – трудно было определить, так как нигде не было видно ни малейшего отверстия.

Вокруг водоема, на ковриках, сидели в разных позах семь человек, обнаженные, страшно худые. Восторженное выражение застыло на лицах, а позы указывали на каталептическое состояние.

– Это – факиры-созерцатели, добровольные стражи чудодейственного источника. Они годами не двигаются с этого места, да так и умрут здесь, а их заменят фанатики такого же сорта. Я взял на себя заботу об их содержании. Раз в сутки я приношу им по горсти риса, который они машинально проглатывают, пою их из источника и смачиваю водой их иссохшие тела. Этого достаточно для поддержания физической жизни; что же касается их душ, то они, под влиянием экстаза, витают в эфире, позабыв о своей телесной оболочке.

– Да, да! Телесные излучения, жизненная сущность этих жертв научного насилия служат для поддержки и продолжения существования какого-нибудь бессовестного ученого, осудившего их на бесполезное прозябание, тогда как сам он наслаждается всеми прелестями роскошной жизни, украшенной умственным трудом,

– суровым тоном сказал Дахир, с сожалением и участием глядя на эти живые скелеты, которые сидели столь же неподвижно и равнодушно, как и священный камень, который они оберегали.

– Ну, это камень не в мой огород. Поглощенная мной первоначальная материя избавляет меня от необходимости заимствовать жизненную силу у чужого организма, – весело сказал Нарайяна.

Затем он прибавил:

– Однако, становится жарко! Вернемтесь домой, друзья мои, и отдохните. За ужином мы увидимся.

Они вернулись во дворец, где Нарайяна их покинул. Но вместо того, чтобы спать, они стали рассматривать драгоценные произведения искусства всех эпох, а потом занялись перелистыванием редких рукописей.

Время быстро летело, и солнце уже достигло зенита, когда они, наконец, усталые, улеглись на диван и заснули.

Их разбудил Нарайяна.

– Пойдемте ужинать! Солнце село, а воздух тепл и ароматен. Хорошо жить даже вполовину, как я живу, – весело сказал он. – Но прежде возьмите ванну: это освежает.

Полчаса спустя, один из красивых отроков, служивших во дворце, провел Дахира и Супрамати в открытую залу, выходившую в сад. Сквозь аркады с тонкими колоннами виднелись темные группы деревьев, из-за которых сверкала гладкая поверхность озера.

Нежный голубоватый свет освещал залу, в центре которой стоял роскошно сервированный стол.

При входе гостей Нарайяна встал с дивана, на котором лежал, и все сели за стол. Ужин был такой же прекрасный, как и завтрак. Как и утром, хозяин дома ограничился молоком и фруктами; он был весел и неистощим в разговорах, так что ужин прошел с большим оживлением.

Настала уже ночь, когда они встали из-за стола и перешли на террасу. Миллиарды звезд сверкали на темной лазури неба, а восходящая луна освещала все мягким, ласкающим полусветом.

Видя, что гости погрузились в созерцание чудного пейзажа, Нарайяна хлопнул по плечу Супрамати и сказал:

– Ну, что? Ты все еще находишь «глупым» и «преступным» мое желание отдохнуть немножко в этой чудной обстановке и насладиться настоящим, вместо того, чтобы стремиться к неизвестной цели и сомнительному счастью, которого я все равно вынужден буду когда-нибудь достигнуть, желаю ли я этого или нет?

– Перестань смущать душу Супрамати, и притом в такую именно минуту, когда он готовится отдаться тяжелому и всепоглощающему труду высшего посвящения, которое требует прежде всего спокойствия и сосредоточения всех умственных способностей,- с неудовольствием заметил Дахир.

– Напротив. Именно в ту минуту, когда он собирается совершить величайшую глупость и заживо похоронить себя, следует разумно говорить с ним и показать ему все прелести жизни, от которой он хочет отказаться, не насладившись ею досыта.

– Я нисколько не жалею о пошлостях жизни, ее пустых и бессмысленных удовольствиях. Меня гораздо больше интересуют новые горизонты, которые открывает мне изучение великих проблем, – с улыбкой ответил Супрамати.

– Я вижу, что ты неисправим! Я же люблю презираемые тобой удовольствия и, в качестве моего гостя, ты должен присутствовать на концерте и балете, которые я устраиваю сегодня вечером в вашу честь.