Онлайн книга «Болотный цветок»
— Точно следы плети, — ужаснулась она. — Да, она была в каком-то погребе: платье насквозь пропитано запахом сырости, — заметил Реймар. . Один Павел Сергеевич ничего не говорил и, стоя на коленях у дивана, покрывал поцелуями похолодевшие руки и бледное лицо дочери, повторяя: — Мара, Мара, дорогое дитя мое. Реймар первый опомнился от изумления и, послав тотчас же за доктором, принес сам воды и нюхательной соли, чтобы привести Марину в чувство. После долгих страданий она пришла наконец в себя и ее первыми словами были: — Я убила ксендза… крестом, который дала мне игуменья. Он там, в подземелье… Судорожно обхватив затем руками шею отца, она прижалась к нему, повторяя: — Защити меня… увези отсюда… Павел Сергеевич утешал ее и уверял, что впредь никогда с ней не расстанется, и это отчасти успокоило Марину. Она выпила вина и молока; однако возбуждение все же было сильное, и она поминутно вздрагивала, когда стала нервным голосом описывать все, что с ней случилось. — Увези меня, папа, из этого ужасного места, — просила она, — чтобы я никогда не видела больше ту страшную женщину, которая меня так мучила. После всего того, что произошло, Стах не посмеет меня дольше здесь удерживать… — Ты свободна, моя ненаглядная: враги твои умерли, — тихо ответил Адауров. — А жертва твоя, увы, была напрасна. И он вкратце рассказал ей, как узнал правду от Юлианны и последние события: самоубийство графа и смерть графини. — Ты видишь, дорогая, что для нас с тобой все горести кончены. Ты меня больше не покинешь, а мне в твоем лице возвращена хоть половина моего счастья. Значит, еще стоит жить!.. И Павел Сергеевич нежно прижал ее к своей груди. Марина дивилась и ужасалась, слушая отца, но была, видимо, слишком утомлена, чтобы ясно оценить значение происшедших событий. Наблюдавшая за ней Эмилия Карловна встревожилась, заметив, что глаза Марины лихорадочно блестят, а по временам ее бросает в краску и по телу пробегает дрожь. — На сегодня довольно болтать, надо ее уложить. Я приказала приготовить ей ванну, а потом пусть она хорошенько отдохнет. Опираясь на отца и барона, она добрела до своей комнаты. Когда ее уложили на диван, и отец вышел, Реймар схватил ее руки и прижал их к своим губам. — Простите меня, Марина Павловна. Он прошептал так тихо, что она едва могла услышать, но взгляд, сопровождавший его слова, был полон безграничной любви и стоил самого горячего признания. Блаженная улыбка пробежала по истощенному лицу Марины, и сквозь охватившую ее истому ей рисовалась уже далекая картина счастливого мирного будущего. Марина чувствовала невыразимое блаженство, когда час спустя, освежившись в ванне и надев чистое белье, она легла в кровать, а горничная расчесала и заплела ей волосы. — Как вы добры и как я вас люблю, — прошептала она, обнимая Эмилию Карловну, которая заботливо подсовывала ей под голову подушечку. — Побудьте еще со мной. — Да я вас не оставлю. Я буду спать тут же. Видите, мне приготовлена на диване постель. Марина облегченно вздохнула, но вдруг привстала и схватила за руку свою собеседницу. — Скажите, это большой грех, если чувствуешь довольство при мысли, что мои преследователи умерли, и не жалеть Станислава? Ведь он был моим мужем, да и кончил так печально. — Успокойтесь, дорогая, и не мучайте себя такими вопросами. Господь знает, что делает, и не осудит за естественное и извинительное чувство; а если вам не хочется спать, так уж думайте лучше о будущем, а не о прошлом. Я твердо убеждена, дорогая Мара, что вы будете любимы и счастливы, — с доброй улыбкой успокаивала ее Эмилия Карловна. Марина покраснела и закрыла глаза. В это время барон с Павлом Сергеевичем спустились в подземелье и с ужасом осмотрели тюрьму, в которой Марина могла томиться целые годы и даже умереть голодной смертью, если бы Провидение не спасло ее. С отвращением взглянули они на тело ксендза, лежащее в луже крови; он еще дышал и слабо стонал. Негодяй не внушал им, конечно, жалости, но барон позвал людей и после строго запрета болтать про то, что видели, велел перенести отца Ксаверия в одну из комнат нижнего этажа и перевязать его рану. Обсудив все, Реймар с генералом решили, ради чести Павла Сергеевича и доброго имени барона, так как преступление учинено было его бабкой, избежать, по возможности, огласки скандальной истории. Кроме того, барон послал нарочного с письмом к епископу, в котором сообщал о проделке Ксаверия, предоставляя его преосвященству замять эту историю. Прибывший поутру доктор нашел, что здоровье Марины внушает опасение. Больная проснулась в лихорадочном состоянии и по временам никого не узнавала; по мнению врача, ей грозила нервная горячка. Положение отца Ксаверия было безнадежным: полученный в голову удар повредил череп и вызвал кровоизлияние в мозгу. Он умер на следующий день, не приходя в сознание. Похороны Станислава и старой графини прошли тихо и без всякой торжественности; погребальную службу справил присланный епископом каноник. Ксаверия схоронили втихомолку, ночью. Затем тот же каноник долго беседовал с викарием и толковал о чем-то с прислугой. Результатом этих разговоров было полное молчание о происшествии в замке; лишь глухие слухи проникли впоследствии в общество. Для молодого хозяина замка и его гостей наступило тяжелое и тревожное время. Жизнь Марины висела на волоске, а пережитые нравственные страдания, нервное возбуждение вместе с физическими лишениями в сыром и холодном подземелье были слишком тяжелы для ее нежной, хрупкой натуры. Болезнь развивалась быстро, не поддавалась лечению, и положение больной ухудшалось со дня на день. Затаив в душе горе, Павел Сергеевич не отходил от постели дочери; тревожно следил за ходом болезни и барон, со страхом допрашивая докторов, Адаурова и тетку, ходившую за Мариной. Его сводила с ума мысль, что, когда для него блеснула надежда отвоевать любимую женщину, смерть может отнять ее у него. За эти тяжелые дни и ночи, деля вместе тревогу и горе, Адауров и Реймар стали друзьями; чувство привязанности к невинной жертве чужих грехов их объединило и посеяло полное доверие друг к другу. Уже три недели шла эта изнурительная борьба жизни со смертью, и, наконец, доктор объявил положение больной отчаянным: если в ночь не последует поворота болезни, молодая не доживет до утра. Павел Сергеевич настолько был истощен, по мнению врача, бессонными ночами и вечной тревогой, что ему необходимо было прописать, хотя бы и без его ведома, наркотик, чтобы дать ему несколько часов сна для восстановления сил. Барон поднес лекарство Адаурову в стакане вина, и тот заснул после обеда глубоким сном до утра; сам же барон бродил, как помешанный. |