Онлайн книга «Али-Баба и сорок разбойниц»
|
— Думаю, ей Олеся сфабриковала. — Это кто? — Соседка наша, из пятнадцатой квартиры, она в загсе работает, секретаршей. Она Ире бланк и достала. — Но его же надо заполнить, поставить подпись, печать… Вера хмуро улыбнулась: — У Иры талант один есть, она может менять свой почерк или скопировать чужой, да так виртуозно, что человек только диву дается. Вроде не писал такого никогда, а текст перед глазами! А печать… Так она у Олеси в столе лежит. Точно Олеся все сделала, теперь она иногда сталкивается со мной во дворе, глаза в пол упрет и бормочет: «Здрассти, тетя Вера, доброго здоровьичка вам!» Стыдно ей, что меня живую в мертвую превратила! — Ира к вам не приходит? — Нет. — И не звонит? — Нет, — тихо ответила Вера, — да и не надо. Пусть у нее все сложится хорошо. Дай бог ей мужа богатого, жизнь в достатке, счастливую. А я докукую как-нибудь. Да и нормально я живу. Мне бы только работу на дому найти, и тогда вообще все будет прекрасно. Я сел в машину и стукнул ладонью по рулю. Нет, какая дрянь эта девчонка! Ладно, предположим, ей до одури хотелось обеспеченной жизни, шмоток, драгоценностей, вот она и «похоронила» маму. Но ведь потом, получив все, чего добивалась, могла бы прислать Вере продуктов! Ну откуда берутся подобные чудовища? Наука педагогика страшно заблуждается, полагая, что человека можно воспитать. Нет уж, что росло, то и выросло! Генетика — страшная вещь! Пестуешь дитятко, водишь его на занятия английским, в бассейн, нанимаешь репетиторов, прививаешь ему манеры, и в результате сыночек начинает глушить водку бутылками. Промучившись пару лет, без конца задавая себе вопрос: ну в кого он такой уродился, вы вдруг сообразите, что у вашего отца был двоюродный брат алкоголик, асоциальная личность и самый отвратительный маргинал. Непостижимым образом вашему сыну передался его набор генов. На переднем сиденье запрыгал мобильный. Я поднес трубку к уху. — Вава! — заверещала маменька. — Это безобразие! Ты забыл про мой отъезд. — Вовсе нет, — попытался оправдаться я, — уже качу к тебе. — Ты давно должен быть у меня. — Но поезд только… — Безобразие! — Мы приедем на вокзал за два часа! — Глупости! Никто не относится к своей матери так по-хамски, как ты! Никакого внимания, — тарахтела Николетта без остановки. Я молча рулил по улицам, мысленно благодаря человека, который изобрел «Хэндс-фри», по крайней мере обе мои руки сейчас вертят баранку. Под неумолкаемую телефонную ругань маменьки я добрался до ее дома и позвонил в дверь. — Отвратительно, — неслось из наушника. — Я стою, совершенно готовая, а он неизвестно где шляется… Створка распахнулась, Нюша горестно покачала головой. — Беги скорей к ней в комнату, она злится жутко, аж посинела! — Безалаберность вкупе с безответственностью… — неслось из трубки. Я осторожно приоткрыл дверь и увидел дивную картину. Маменька лежит на огромной кровати, около нее стоит коробочка конфет. Николетта со страстью отчитывает сына, изредка делая перерыв, чтобы сунуть в рот очередную шоколадку. — Ты больше не худеешь? — поинтересовался я, входя в комнату. Маменька взвизгнула, вскочила на ноги, потом обрушилась на постель и простонала: — Что за идиотские шутки? Подкрасться и заорать! — Извини, если тебя напугал. — Ты меня чуть не убил! Сколько времени можно ехать? — Но до отхода поезда еще далеко. — Ничего слышать не хочу! — заорала Николетта. — Бери багаж, и пошли. Я оглядел пять чемоданов, две сумки, портплед и изумился: — Ты решила взять с собой весь гардероб? — Не пори чушь! Здесь только самое необходимое, сущая ерунда. — В пяти чемоданах? — Хватит, — топнула ножкой Николетта, — там два вечерних платья, к ним соответствующая обувь и сумочки, несколько брюк, свитера, белье… — Но то, что ты перечислила, легко влезет в одну сумку, — недоумевал я, пытаясь оторвать от пола тяжелые баулы. — Там еще разные мелочи! — Какие? — Вава! Ты зануда! Такие маленькие пустячки, без которых женщина просто не может существовать. — Ну, например, — пропыхтел я, таща огромный светло-коричневый кожаный саквояж с раздутыми боками, — вот в этом что лежит? Ты решила прихватить с собой тридцатидвухкилограммовую гирю, чтобы заняться силовой гимнастикой? — Фу! — в гневе воскликнула маменька. — Здесь подушка! — В гостинице их полно! — Я могу спать только на своей! Еще там утюг! Я выволок чемоданище в коридор. — В отеле найдутся приспособления для глажки. — Нет! Они будут плохими! Еще там пара любимых книжек, косметика, парфюмерия, кофеварка. — Кофеварка?! — Вава! Кофе для меня — это все! А нигде его не делают хорошо. Потом альбом с фотографиями. Ах, там есть уникальные снимки, раритетные. Ну, ты же знаешь, какие люди бывали у нас дома! Элита! Писатели, актеры, ученые… Я в Карловых Варах с кем-нибудь познакомлюсь и буду демонстрировать альбомчик. Затем еще обувь: тапочки, четыре пары туфель, три — сапог, резиновые шлепки, ботиночки на меху, кроссовки, вьетнамки, босоножки… — Сейчас февраль, — напомнил я, подтаскивая к кожаному монстру его близнецов. — И что? — осеклась Николетта. — В босоножках я буду по отелю ходить. Дай припомнить, что я еще туда запихнула? Ах да, пять полотенец! — Неужели полагаешь, что в номере их не окажется? — Я привыкла к своим и не собираюсь пользоваться всякой дрянью! Постельное белье… — Но… — Никаких «но»! Я сплю только на шелке! От остального у меня аллергия! Вот и пришлось взять шесть комплектов. — Сколько? — подскочил я. |