Книга Бриллиант мутной воды, страница 18 – Дарья Донцова

Я кивал. Николетта в своем репертуаре. Примерно два раза в год она устраивает спектакль под названием «Близкая смерть» и торжественно пишет завещание. Затем призывает меня и начинает отдавать приказания. Ей и в голову не приходит, что чемодан, набитый пожелтевшими письмами, в случае чего будет мигом отправлен в печь. Мне совершенно неинтересно читать обращенные к маменьке любовные послания, я очень уважал отца и предпочитаю думать, что матушка ему никогда не изменяла.

— Вава, ты меня не слушаешь! — взвизгнула Николетта.

— Нет-нет! Я очень внимательно слушаю.

— Тогда почему ты молчишь?

А что я должен делать, по ее разумению? Заламывать руки, падать на пол и биться затылком о паркет?

— Извини, я борюсь со слезами, не каждый день теряешь родную мать!

Николетта села, с подозрением глянула на меня, потом вновь обвалилась в подушки.

— О-о-о, моя голова, тошнит!

— Не следовало пить коктейли, предупреждал ведь.

— Какой ты зануда! О-о-о… Врача вызвали?

— Сейчас придет.

— Тася!!! — завопила маменька.

Домработница материализовалась на пороге.

— Немедленно смени постельное белье, дай розовое, то, новое, с вышивкой. И сорочку другую, голубую, нет, красную. Стой, дура, куда пошла?

— За бельем.

— Лучше пижаму, — рявкнула Николетта, — бежевую, с рюшами! Духи принеси. «Миракль».

— Ладно.

— Щетку для волос.

— Сейчас.

— Губную помаду и пудреницу!

— Ты зря так стараешься, — усмехнулся я, — скорей всего приедет замороченная вызовами бригада, которой будет без разницы, какая на тебе рубашка.

Николетта подскочила на ортопедическом матрасе, за который я выложил такую сумму, что до сих пор тошнит при воспоминании.

— Вы не позвали Сергея Федоровича?

— Так он уехал с семьей отдыхать, — сообщила Тася, — в горы, на лыжах кататься. Позвонила ему на мобильный, а он говорит: «Извините, не могу, в Альпах сейчас, на подъемнике сижу».

— Кого же ты пригласила? — побагровела маменька.

— Ноль три набрала.

Николетта на секунду потеряла от гнева голос, но потом он к ней, к сожалению, вернулся, и матушка завопила так, что труба, от звука которой пали стены Иерихона, почернела бы от зависти.

— Ты обратилась в муниципальную службу!!!

— Так вы говорили, что умираете, — отбивалась Тася.

— Не настолько, чтобы звать бесплатного доктора!!! Боже!!! Ужас!!!

Она бы, наверное, растоптала глупую Тасю, но тут раздался резкий звонок в дверь. Домработница, радуясь, что легко отделалась, ринулась в прихожую. Николетта шлепнулась на кружевную наволочку и трагическим шепотом просвистела:

— Ну вот! Сейчас подумают, что к нищей приехали! Белье мятое, сама в несвежей сорочке!

Я не успел ничего ответить, потому что в спальне появились две хмурые тетки. Одна, чуть постарше, мрачно спросила:

— Что у нас?

— Умираю, — простонала Николетта, — инсульт разбил! О, скажите, сколько осталось жить? Мне нужно знать правду, у меня ребенок…

Врач молча вытащила тонометр, закрепила манжету и через секунду ответила:

— Нечего притворяться. Давление, как у космонавта, сто двадцать на восемьдесят. Да в вашем возрасте у людей давно гипертония!

Николетта села. По лицу было видно, что она растерялась. Конечно, маменька привыкла к ласково улыбающемуся Сергею Федоровичу, который охотно подыгрывает пациентам. Закатывает глаза, качает головой, цокает языком, потом, заговорщицки улыбаясь, вытаскивает аспирин, растворяет таблетку в воде и уверяет, будто это волшебное американское средство от инсульта, инфаркта, гепатита, СПИДа, словом, от всех болячек, которые придумала себе матушка. Потом берет конвертик и исчезает. После его ухода у Николетты остается сладкое ощущение, что она избежала неминуемой смерти. А сейчас у нее в спальне стоят две злые бабы, которые не сняли уличной обуви, не помыли рук и не собираются возиться с «больной».

— Пили? — отрывисто поинтересовалась одна.

— Только коктейль, — пролепетала маменька, — розовый такой, вкусный.

Докторица сморщилась:

— Фу! Потому и болит голова. Надо бы сообщить диспетчеру, что ложный вызов сделали! Наговорили ей: умирает, сердце! А у самой птичья болезнь!

— Какая? — прошептала Николетта, бледнея. — Какая у меня болячка?

— Перепел, — отрезала врач. — Как не стыдно, оторвали людей от дела, за такое полагается наказывать.

Маменька разинула рот, но звук не шел. Оно и понятно, будучи светской дамой, Николетта вращается в таком обществе, где не принято выплескивать эмоции. Столкнувшись с нормальной человеческой реакцией на свое поведение, матушка оторопела.

— Отвратительно, — кипела тетка, пряча тонометр.

Я быстро вытащил кошелек. Врачи сменили гнев на милость и, посоветовав принять две таблетки анальгина вкупе с чашкой кофе, удалились было прочь.

Но тут Николетта пришла в себя и решила не сдаваться.

— У меня дикие боли в спине!

Получив энную сумму, врачи считали себя не вправе отказать в помощи, поэтому развернулись и изучили позвоночник охающей матушки.

— Ерунда, — вынесли они вердикт, — остеохондроз, он у всех, даже у маленьких детей.

— Может, мне массаж поделать, физиотерапию? — ринулась в бой Николетта.

Медички притормозили на пороге, потом более молодая женщина с неподражаемой интонацией произнесла:

— А смысл?

Все замерли, словно герои финальной сцены бессмертной пьесы Н.В. Гоголя «Ревизор». Врачи отмерли первыми и, громыхая железным чемоданом, удалились.

— Что она имела в виду? — растерянно протянула маменька. — Намекала, будто нет никакого смысла меня лечить?! Тася!!! Немедленно открой балкон и пропылесось пол! Вава, шагом марш в гостиную!!!

Я усмехнулся и пошел в указанном направлении. Через секунду в комнату принеслась Николетта, размахивавшая конвертом.

— На!

— Что это? — удивился я.