Книга Время моей жизни, страница 40 – Сесилия Ахерн

Б шестнадцать, когда мы только начинали тусоваться, я вовсю этим пользовалась: поняв, что Мелани совершенно не интересуется ими, мужчины переключались на меня, и я ничуть не возражала, потому что напрочь лишена гордости, а в шестнадцать и подавно об этом не задумывалась.

Для оформления клуба дизайнеры взяли идею основных элементов жизни, и четыре из них мы уже видели, но вот наконец подошли к двери с большой цифрой пять.

Жизнь вопросительно глянул на меня.

— Пятый элемент, — пояснила я.

— То есть… любовь?

— Романтик, — хмыкнула Мелани. — Но нет, — она распахнула дверь и весело ему подмигнула, — алкоголь!

В гигантском бокале шампанского извивалась стриптизерша в крошечном лифчике, едва прикрывавшем соски. Больше на ней ничего не было — вероятно, все растворилось в шипучке.

Я думала, Мелани сразу займется делом и на разговоры времени не будет, ведь чтение по губам и односложные ответы разговором не назовешь, но было еще рано, ее сет начинался после двенадцати, так что мы сели за столик, и Мелани, оглядев Жизнь, с интересом спросила:

— Итак, откуда же вы друг друга знаете?

— Мы вместе работаем, — сказала я.

Он посмотрел на меня, и я услышала, как он мысленно произнес: помни наш уговор.

— То есть можно это и так назвать, — добавила я.

— Вы работаете в «Мантике»? — спросила Мелани.

— Нет. — Соврешь, я скажу правду.

— Нет, — рассмеялась я, — он там не работает. Он… он вообще тут проездом. — Я посмотрела на Жизнь, ища одобрения. В принципе это не вранье. Он попытался это осмыслить.

Затем кивнул, но: ты ходишь по тонкому льду.

— Ну, клево, — сказала Мелани и обратилась к нему: — А где вы познакомились?

— Он мой кузен, — выпалила я. — Он болен. Смертельно. Хочет провести со мной остаток жизни, чтобы написать статью о современной женщине. Это его последнее желание.

— Вы родственники? — удивилась Мелани.

Жизнь расхохотался.

— Вас удивил только тот факт, что я ее кузен?

— Я думала, я их всех знаю. — Она скорбно понизила голос. — Печально слышать. Значит, вы журналист. С вами все в порядке?

И они принялись хохотать.

— Слушайте, я же ее всю жизнь знаю. Я сразу могу сказать, когда она врет, — пояснила ему Мелани.

Да, знала бы она правду.

— Ты никак не можешь удержаться, верно? — сказал мне Жизнь. — Ладно, тогда моя очередь. — Он наклонился к Мелани, и я внутренне сжалась. Она подалась ему навстречу и одарила самой обольстительной улыбкой. — Люси не нравится ваша музыка. — Он откинулся на спинку стула.

Ее улыбка погасла, и она тоже откинулась назад. Я уронила голову в ладони.

Жизнь невозмутимо заявил:

— Пойду возьму что-нибудь выпить. Ты что будешь, Люси?

— Мохито, — пробормотала я, не поднимая головы.

— Мне тоже.

— Отлично.

— И скажите, пусть запишут на меня, — добавила Мелани.

— Все в порядке, я впишу это в счет издержек, — усмехнулся он и отошел.

— Кто этот кошмарный типчик?

Я поежилась. Нет, я не могу сказать ей прямо сейчас.

— Мел, я никогда не говорила, что мне не нравится твоя музыка. Я говорила, что она мне не близка, но это разные вещи. Я просто не воспринимаю такой ритм.

Она не отрывала от меня взгляд, моргнула и повторила:

— Люси, кто он такой?

Я опять закрыла лицо ладонями. Новое изобретение: я вас не вижу, вы меня. Потом убрала руки и перевела дух. Достала мобильник, посмотрела в синие глаза Дона.

— Уф-ф, ну ладно. Дело в том, что этот типчик — моя Жизнь.

Она широко распахнула глаза.

— Как романтично.

— Нет, ты не поняла. Не в нем моя жизнь, а он сам — моя Жизнь. Не так давно я получила письмо из «Агентства Жизни», и вот, это он.

У Мелани открылся рот.

— Ты меня дуришь. Он — твоя жизнь?

Мы обе оглянулись. Он встал на цыпочки у стойки, чтобы его заметили и обслужили. Я поежилась.

— Он… ну, он…

— Жалкий, — договорила я за нее. — Ты назвала его кошмарным типчиком.

Глаза Мелани, ласковые, как у олененка Бэмби, с тревогой смотрели на меня.

— Ты несчастлива, Люси? — спросила она.

— Я? Нет, это не так. — Я не врала. Я не чувствовала себя несчастной, разве что немного расстроенной, с тех пор как объявился Жизнь и ткнул меня носом в мои недостатки. — Зато он чертовски несчастлив.

— Расскажи мне, как это у вас складывается.

— Он Ватсон, я Холмс. Он — рентгеновские лучи, а я — сломанная нога. Ну как бы тебе объяснить? Он зависит от меня. И теперь повсюду со мной таскается.

— Почему?

— Наблюдает и старается, чтобы дела пошли на лад.

— У кого? У тебя?

— И у него.

— Например, какие дела? Что не так?

Я порылась в памяти в поисках максимально правдивого ответа. Мне почти ничего не пришло в голову. Газет Мелани вообще не читает, телевизор не смотрит, так что о происшествии со Стивом ей наверняка неизвестно.

— Ну, например. У нас на работе случилась веселая история. Одного сотрудника уволили, на другой день он пришел в офис с пистолетом — не бойся, пистолет был водяной, правда, в тот момент мы об этом не знали — и сильно нас напугал, а потом еще пара неприятностей приключилась, и поэтому моя Жизнь какое-то время побудет рядом со мной. — Я, кажется, сумела поведать это весьма правдиво и максимально расплывчато.

И тут сработала пожарная сигнализация. Я было обрадовалась, что сейчас всех начнут эвакуировать и наш неприятный разговор на этом закончится, но ошиблась: это была не сигнализация, а сирена, как на американских полицейских машинах. Вууп, вууп — она завывала и мигала на подносе у официантки, которая принесла нашу выпивку.

— Скромненько и со вкусом, — отметила я.

— Привет, ребята, — пропела официантка. — Ваш мужчина сказал, что он пока побудет в баре.

— Спасибо. — Мелани оглядела ее снизу доверху и расплылась в соблазнительнейшей улыбке. Когда девушка отошла, Мелани нагнулась ко мне и пояснила: — Новенькая. Клевая.

Я проводила официантку взглядом:

— Красивые ноги.

Мы были подростками, когда Мелани сказала мне, что она лесба, и я немедленно напряглась, хоть и попыталась это скрыть. Я вовсе не была гомофобкой, но мы с ней очень тесно общались всю жизнь: часто мы вместе ели, спали, делили душ и туалет — словом, были как родные сестры. И я не очень понимала, как мы и дальше будем так жить, после того что она мне сообщила. А вскоре, когда я попыталась забаррикадироваться от нее в туалете, она очень четко и очень громко (дело происходило на автозаправке, и очередь из трех человек с удовольствием ее слушала) растолковала мне, что ни-ког-да, ни-ког-да я не стану объектом ее сексуального интереса. После этого мне не стало лучше. Особенно меня поразило это дважды повторенное «никогда». Что ж она, никакого шанса мне не оставляет? Но я ведь могу измениться с годами, так что зря она проявляет такую твердолобость.