Книга Один день, одна ночь, страница 37 – Татьяна Устинова

– Меня зовут Анна Иосифовна.

Дама как будто напомнила ему то, что он и так должен был знать, и тут Мишаков сообразил, что кудрявый чучмек собирался звонить именно ей, искал телефон и посылал туда-сюда писательницу, чтоб его принесла. Так вот, значит, какова эта самая Иосифовна!.. У такой не забалуешь. Велела звонить, значит, надо звонить, не отвертишься. Вот чучмек и переживал!

– Может быть, чаю, кофе?.. Или пообедаете? У нас прекрасный повар!

– Повар? – растерялся Сергей Мишаков.

– Да-да, – ободряюще кивнула дама. – Он когда-то работал в ресторане «Прага», а теперь вот у нас. Сейчас самое время перекусить. Заказать?..

Мишаков помотал головой, и непонятно было, то ли он соглашается, то ли отказывается наотрез.

Анна Иосифовна прошла по ковру, открыла дверь в приемную, о чем-то негромко распорядилась и вернулась за стол.

– Итак, о чем вы хотели меня расспросить, господин офицер?..

Она смотрела на него очень прямо, и он подумал, что такой взгляд может быть из-за того, что она близорука. На ухоженных руках, спокойно лежавших на столе, сверкали бриллианты – на левой руке один, но очень большой, на правой несколько, но поменьше. Гладкое лицо выражало вопросительно– вежливое внимание.

Очень хороша. Ну, приступим.

– Вы давно знаете Поливанову?

– С тех пор, как она стала писать. Лет... семь, наверное. Уверяю вас, это вполне достаточный срок, чтобы убедиться в том, что Маша – честный, порядочный, очень светлый и очень добрый человек.

Пошла писать губерния, подумал капитан. Выходит, Маша-то святая!..

– Вы общаетесь только по работе или по-дружески тоже?

Анна Иосифовна улыбнулась.

– Сергей... как вас по отчеству? Сергей Петрович, наше издательство организовано таким образом, что мы все стараемся общаться друг с другом именно по-дружески! Авторы, особенно талантливые, а Маша очень талантлива, нуждаются в участии, защите, даже в некотором покровительстве, если вы понимаете, о чем я говорю.

– Покровительствуете, значит?

Анна Иосифовна нисколько не рассердилась, хотя он был уверен, что его тон ее заденет.

– Стараюсь, – сказала она и улыбнулась. – Впрочем, есть такие, кому покровительство мое решительно ни к чему. Вот, например, Александр Шан-Гирей. Но он у нас особая статья. Европейская знаменитость.

– Это он уверен, что знаменитость, или так и есть на самом деле?

Она покачала головой.

– Он-то как раз ни в чем никогда не уверен! Даже в том, что он знаменитость, хотя в Европе с ним на улицу выйти трудно. Нас в Париже замучили автографами! Свой первый роман он написал на французском языке, и сейчас там Алекс – величина номер один. У нас его тоже, конечно, знают и очень ценят, но все же меньше, чем там. А почему вы сомневаетесь, что он известен?..

Сергей Мишаков ни в чем особенно не сомневался, просто длинноволосый чучмек раздражал его ужасно, и потому он сказал, что книг его не читал.

– Ну что вы! – мягко упрекнула директриса. – Я вам обязательно подарю. Вы поймете, что это... необыкновенный писатель.

Что ты будешь делать! Писательница предлагала взять что-нибудь почитать, издательница предлагает книгу подарить, а он, Мишаков, вообще никаких книг не читает! Некогда ему, ясно вам?..

– У Поливановой какой характер? Взрывной?

– Ну, она бывает несдержана, конечно. Как все талантливые люди. Она не смогла бы ничего написать, если бы не ее эмоции...

Мишаков перебил:

– А эти эмоции не того... не зашкаливают?

– Простите?

– Ну, она может рассердиться и дать кому-нибудь по голове? Исключительно в порыве эмоций?

Воцарилась пауза.

– Так, – сказала наконец Анна Иосифовна. – Должно быть, я вам что-то неправильно рассказываю. Маша – очень тонкий и ранимый человек. В порыве эмоций, как вы выразились, она может заплакать или отдать гонорар за книгу чужому человеку, чтобы заплатить за операцию для ребенка. Может уехать в деревню, если считает, что сейчас у нее не идет работа, она в плохом настроении и не должна никому отравлять жизнь. Ударить по голове она не способна. Сейчас вы меня понимаете?

Вопрос был задан так, что Мишаков моментально почувствовал себя идиотом. Щеки у него покраснели, и директриса, кажется, это заметила.

– А Кулагина Анатолия, который был убит, вы знали? – спросил он.

Анна Иосифовна вздохнула. Капитан мог поклясться, что ей хочется закурить, но никаких следов курения в кабинете не было – ни пепельниц, ни зажигалок, ни сигарет. И воздух вкусный, свежий, прохладный, никакой застарелой табачной вони.

– Лично – нет, не знала. Когда-то давно немного знала его семью, у него был очень высокопоставленный отец. Они всю жизнь прожили за границей, и, насколько я знаю, сына тоже туда забрали. Он вернулся, когда перестройка была в разгаре, привез какие-то пьесы собственного сочинения, а мы тогда только начинали создавать издательство. Авторов не хватало, переводчиков, редакторов, да что там, даже бумаги не было! – Она махнула рукой, полыхнули бриллианты. – Тогда кто-то принес мне его пьесы, показать и, если подойдет, напечатать, но я отказала решительно.

– Почему?

– Плохие очень.

И посмотрела на Мишакова с улыбкой, из которой стало ясно: Анна Иосифовна, генеральный директор издательства «Алфавит», вовсе не добрая барыня, а бульдог.

Самый натуральный бульдог с железной хваткой, несокрушимыми челюстями и холодным умом.

– Года четыре назад, если мне память не изменяет, Маша просила взять на работу жену Кулагина. У них возникли сложные обстоятельства, кажется, она приезжая и без образования. Ей трудно было устроиться. Но я ее не взяла.

– Почему?

– Плоха очень.

Капитан усмехнулся.

Бульдог!.. Как есть бульдог!.. Хотя на вид нежный цветок маргаритка!..

Он дернул «молнию» на своей папке, она все время лежала у него на коленях, и от папки ему было жарко, и хотелось ее снять и положить на соседний стул, но он этого не делал из принципиальных соображений. Из нее первым делом выехали паспорта – Александра Павловича и Марии Алексеевны, вот елки-палки!

Он их взять-то взял, а отдать обратно забыл. Начисто забыл. Самое интересное, что владельцы паспортов про них забыли тоже. Просто кино с ними.

Капитан засунул паспорта обратно, и настроение у него вдруг улучшилось. Теперь-то уж точно он вызовет эту самую Марию к себе или сам к ней заедет!.. На законных, так сказать, основаниях.

Впрочем, она ему совсем не нравится. Во-первых, здоровенная лошадь, а женщина должна быть маленькой, губки сердечком, попка тоже сердечком, на голове локоны. Во-вторых, писательница. В-третьих, наврала ему, а может, и убила старого друга.