Книга Вера, Надежда, Виктория, страница 68 – Иосиф Гольман

Доктор медицины умным взглядом оценил его льстивое и подобострастное поведение, но, поскольку сделать ничего не мог – не зашивать же в самом деле рот человеку, зарабатывающему на жизнь чтением лекций, – только философски вздохнул. И передал его с рук на руки своей коллеге – женщине-кардиологу.

Женщина тоже была умницей – поговорив с пациентом, обследовав его и выписав все назначения, сказала следующее:

– Вы, конечно, ничего сейчас делать не станете. Но когда почувствуете неприятные симптомы – боль слева в груди или спине, одышку при физических нагрузках, быструю усталость – то приходите, пожалуйста, сразу. Не тяните до инфаркта.

– А когда все это будет? – живо спросил профессор экономики у профессора медицины.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Через год. Или через три. Но будет обязательно.

– Спасибо, – искренне обрадовался Ефим Аркадьевич и рванул по делам.

Во-первых, через год, а тем более через три – это не завтра.

А во-вторых, она ж не сказала: почувствуете симптомы и заказывайте гроб. Она сказала – приходите, и будем лечиться.

Так что здесь был полный порядок.

Но медкомиссия требовала еще пройти психологический тест.

Вот уж откуда Ефим не ожидал никаких сюрпризов.

Психолог тоже оказался доктором наук. Приветливым и добродушным мужчиной в расцвете сил. Он готовил очередную статью в научный журнал и попросил помочь.

Почему нет? Как ученый ученому.

Береславский честно отсидел перед его компом два полных рабочих дня, отвечая на бесчисленное количество умных, очень умных и даже откровенно дурацких вопросов.

Получил на руки результат.

Всего полстраницы текста, не то что в биохимической лаборатории. Там, проткнув за две минуты профессорскую вену, заполнили записями в шесть раз больше бумаги.

Первые заключения доктора психологии не могли не радовать.

Умен, чертовски умен оказался профессор Береславский! Хотя кто бы сомневался.

Ефим Аркадьевич с удовольствие перечитал начальные фразы трижды: и про айкью зашкаливший, и про другие, ранее ему неизвестные, но тоже шикарные показатели.

Поэтому не сразу дошел по двух последних строчек.

Первая говорила о том, что Береславский склонен к излишнему риску и даже… самоуничтожению!

Это он-то! Который до перестройки на улицах газировку из стаканов стеклянных не пил, пока одноразовые не появились! И который даже прививок боялся до полусмерти. А при заборе крови в чертовой лаборатории честно упал в обморок! И после всего этого – склонен к излишнему риску?

Но черт бы с ней, дурацкой формулировкой. Последняя строка гласила четко: «Не рекомендован к летному обучению по результатам психотестирования».

Даже мыслишка промелькнула: не Наташка ли его, благоверная, постаралась?

Потом рванул к доктору психологии.

Тот по-прежнему был приветлив и добродушен. Не изменив при этом ни буквы в своем заключении.

Так и остался Береславский без неба.

А что ж он сейчас вдруг вспомнил всю эту историю? Подумав, Береславский нашел причину.

Неужели прав злосчастный докторишко?

Да, если честно, он напуган происходящими событиями. И ему вовсе не понравилось в «обезьяннике».

Да, он сделает все, чтобы не стать жертвой Муравьиного Папки. Проявит чудеса изобретательности. И заречется – если, дай бог, все кончится хорошо – лезть в подобные ситуации в будущем.

Но пройдет пара-тройка месяцев, и профессору вновь станет скучно. Некоторое время он будет честно сдерживать свою дурковатую натуру. Однако надолго его не хватит, и Ефим Аркадьевич вновь пойдет искать приключения на свою – не такую уж молодую – задницу.

Ну и ладушки, подвел итог Береславский.

Что будет, то будет.

Сейчас же приключения уже найдены, причем гарантированные. И надо, не думая обо всем прочем, попытаться проскочить через них без потерь. А еще лучше – с приобретениями.

Все это промелькнуло перед мысленным взором профессора, пока он сидел в кафешке, в новом, только что отстроенном бизнес-центре класса А+ в самом сердце столицы.

Из окон его офисов был виден Кремль и Москва-река.

А на первом этаже угнездились: ювелирный салон с честным названием «Дорогое приобретение», отличная – со свежими, не коммерческими, но дорогими работами – картинная галерея «Арт-гнездо» и опять же сильно не дешевое кафе – в бизнес-центре трудилось две тысячи высокооплачиваемых сотрудников, а свободные офисы исчезли из предложения еще до конца строительства.

В кафе готовили очень вкусный лосось со шпинатом. Плюс из качественных динамиков всегда негромко доносился хороший, проверенный временем джаз: какой-нибудь «лагерный вокал» или «поющие трусы» здесь были бы явно неуместны.

Еще месяц назад Ефим бы сюда не пошел. Потому как нету денег – люби веник.

Сейчас – пожалуйста.

Он и Семенову угостит: не мог старомодный профессор допустить, чтобы женщина расплачивалась за свою еду сама. В Америке Береславского уже давно бы посадили за покушение на равноправие полов. Но, к счастью, Россия – не Америка.

А вот и она.

Надежда Владимировна поздоровалась и села напротив.

Их романтические отношения не продолжились, чем оба были вполне довольны: секс на рабочем месте – не есть хорошо. К тому же Семенова, похоже, нашла запоздалую любовь – Ванечку Борщева, своего повара. А Ефим Аркадьевич, завязав с едва начавшимся романом, счел себя чистым перед любимой Наташкой: один раз, и то случайно, не считается. По крайней мере, по меркам профессора.

– Ну, как наши дела? – спросил Береславский. – Заявка на тендер готова? – Ее должны были доделать еще вчера.

– Заявка готова, – ответила Семенова. – Но подавать ее я не буду.

– Это еще почему? – удивился и разозлился Ефим Аркадьевич. Такие решения если и принимать, то вместе.

– Потому что достали, – в сердцах сказала женщина. – Не могу больше.

Вот этого и не любил в тетках профессор. Правда, и в мужиках он этого же не любил. Хочу не хочу – это не бизнес.

– В чем дело, Надежда Владимировна? – мягко поинтересовался Береславский. – Что-нибудь со вчерашнего дня изменилось?

– Да, – устало сказала она.

– Что именно?

– Привет! – раздалось из-за спины Ефима. Профессор аж подпрыгнул на своем стуле: нервишки-то напряжены.

Это был Ванечка, как всегда, в хорошем настроении.

– Можно к вам? – поинтересовался Борщев.

Береславский невежливо промолчал: Ванечка при делах, по большому счету, не был, а события разворачивались нешуточные.