
Онлайн книга «Счастье бывает разным»
— А что ж ты про мой ай-кью ничего не скажешь? — Ну, вряд ли он слишком высокий, — замялся Березкин. — Что-что? — реально повелась Майка. — Что слышала, — спокойно объяснил юный специалист. — Если б он был высоким, не я бы за тобой бегал, а ты за мной. — Ах ты, юный засранец! — разгневалась Майка, но как-то не очень всерьез. Этот чертик и в самом деле чем-то походил на папика — вроде как чего изволите и на все ради нее готов, а глядишь — сильная личность. И похоже, эта сила гораздо менее латентна, чем у Владимира Сергеевича Чистова. Они все-таки решили немного погулять. Вышли из дома и двинулись к небольшому скверу, здесь же, в квартале. Майка теперь опасалась отходить далеко: и уставала быстро, и — такой прозаический момент ее положения — в любую секунду могла захотеть в туалет. Тут уже не до дальних путешествий. В скверике — в тени большого дерева с бескорым, как будто голым стволом — присели на деревянную скамейку. — А что с предполагаемым папой-мужланом? — сам спросил Петя. — Раз тебя волнует — сейчас это мгновенно проверяется. — Не мгновенно, — сказала Майка. — Недолго — да. Но не мгновенно. Анализ давно готов. — И замолчала. — Но тебе страшно за ним идти, — закончил за нее Березкин. Майка не возразила. Значит — страшно. — Давай рассмотрим эту ситуацию спокойно, — мягко начал Березкин. — Вариантов-то всего два. Первый — он твой отец. Ты будешь из-за этого меньше любить своего, как ты говоришь, папика? — Вот еще! — фыркнула Майка. — Нет, конечно. Как можно меньше любить такого папика? — О’кей, — вбил ей в мозг успокаивающий серебряный гвоздик Петя. И начал потихоньку вбивать второй: — А если он не твой отец, то проблемы вообще не существует. Так или не так? — Так, — вынуждена была согласиться Майка. Иногда Березкин казался ей совсем-совсем пацаном, она даже чуть ли не материнские чувства начинала испытывать. А иногда — как сейчас или когда он вернулся с землетрясения — она чувствовала себя с ним младшей. И это чувство оказалось очень приятным. Комфортным. — Ладно, психолог, — решив все же пройтись и тяжело поднимаясь со скамейки, сказала Майка, — убедил. Жизнь прекрасна и… — Майка хотела закончить фразу словом «удивительна», есть такой привычный оборот в русской речи, но вместо этого охнула и пошатнулась, а по ее ногам потекло что-то горячее. Петя мгновенно подхватил ее и осторожно вновь усадил на скамью. — Что с тобой? — Вот теперь он был испуган по-настоящему. — Не знаю, — через силу ответила Майка. Она никогда раньше ничего подобного не испытывала. — Мне кажется, у меня кровь там ручьем течет. — Ох ты господи, — выдохнул Березкин, нагнулся, приподнял ее подол и заглянул под платье. — Что ж ты делаешь, черт! — выпалила Майка, но Петя уже поднимался и, похоже, чуть успокоенный. Но — только чуть. — Это не кровь, — сказал он. — Летим в больницу. Может, у тебя воды отходят. Ты когда была у врача? — Позавчера. Он сказал, еще недельку. — И ты поверила мужчине? — К Пете возвращалось хорошее настроение. Или он перед ней выделывался, чтоб она не так пугалась? — Давай звони своим врачам. А еще лучше — сразу амбуланс вызывай. Майка так и сделала, позвонив по выданному ей Дворой-Леей номеру. Это был амбуланс их района, волонтерский. Они приезжали, как правило, в пределах десяти минут. В итоге приехали даже быстрее. Из большой машины — в Америке амбулансы похожи на грузовики с фургоном, здоровенные, с кучей оборудования — вышел Сэм, старший сын Дворы-Леи. Значит, сегодня его очередь дежурить. Господи, как хорошо! Хоть кто-то свой. И еще такое совпадение — отличный знак: он ведь бизнесмен, на «Скорой» работает нечасто. — Майя, ты решила ускорить процесс? — улыбнулся он в свою немаленькую, но аккуратную бороду. — Ой, Сэм, не знаю. Я же в первый раз. — Не бойся, все будет хорошо. Мама вчера за тебя записку носила. Майка знала этот хасидский обычай. Они писали своим ушедшим в мир иной духовным лидерам — ребе — записки с просьбой помочь и оставляли их на могилах. В записках просили о здоровье, любви, детях, но не зазорно было и попросить чего-то материального. Ей стало приятно, что Двора-Лея попросила своего цадика — на русский манер, святого, — чтоб тот, в свою очередь, попросил за нее у Всевышнего. — А ничего, что я православная? — на всякий случай уточнила Майка. Она во всем любила точность, даже в таких вопросах и в такой момент. — Ничего, — улыбнулся Сэм, помогая ей выбрать удобное положение и привязывая ее к носилкам, — Бог один. У вас ведь тоже так считают? — Конечно, — успокоенно ответила она и закрыла глаза. Амбуланс, подвывая сиреной, несся в больницу. Майка с закрытыми глазами отсчитывала повороты. Еще несколько минут — и наступит момент истины. Она и боялась родов, и очень ждала их. Теперь же, когда начали отходить воды, она вдруг стала бояться меньше: процесс пошел, его не остановить и не отложить, а значит — бояться уже нет смысла. Главное — успеть вовремя, чтоб ребеночек родился здоровым. Наконец, скрипнув мощными тормозами, амбуланс остановился и заглушил двигатель. Майка открыла глаза и увидела добродушное лицо Сэма. А еще — перепуганное лицо Пети Березкина. Психолог, по-моему, так и не научился успокаивать сам себя. По крайней мере, с другими у него получается лучше. Майка подмигнула ему, и Петя сразу повеселел. Идти своими ногами ей уже не позволили. Так, на каталке, сопровождаемая Сэмом и Березкиным, Майка въехала в самораздвижные стеклянные двери клиники. Здесь она уже бывала. Тут — помогут. Первой подошла серьезная докторша-негритянка, перебросилась парой слов с Сэмом — некоторые измерения ей были сделаны еще в амбулансе. Потом — еще одна удача — подошел доктор Данько. Ну, теперь можно расслабиться. Ее поместили в отгороженный зеленой тканью закуток и дали пару минут отдышаться. Правда, предварительно обвешав датчиками и подключив к монитору. Потом, не снимая датчиков и прихватив с собой прибор, дружненько покатили в другое место. Майка поняла — в родильную палату. Или как там она у них называется. Остановились на секунду у широких раскрытых дверей — остальное пространство было загорожено закрашенной белым стеклянной стеной с угрожающей надписью «Вход только персоналу». Сэм помахал ей — мол, все будет хорошо. «Даже не поцеловал», — подумала Майка. Потом вспомнила, что им нельзя не только целовать чужих женщин, но и дотрагиваться до них. |