Книга Властелин мургов, страница 113 – Дэвид Эддингс

Когда путники приблизились к опушке, из туманной мути выступили исполинские черные деревья. Листья на них стали коричневыми и сморщились — зима была не за горами. Проезжая под пологом переплетенных ветвей, Гарион пытался определить породы деревьев, но ничего подобного ему никогда прежде видеть не приходилось. Они приняли совершенно фантастические формы, словно в беззвучной мольбе протянув к мрачному небу страдальчески скрюченные ветви. Узловатые стволы сплошь покрывали темные пятна, глубоко въевшиеся в грубую кору, и отметины эти придавали корявым исполинам страшное сходство с уродливыми человеческими лицами, искаженными ужасом: были тут и широко раскрытые глаза, и словно разверстые в крике беззубые рты. Под ногами лошадей шелестели опавшие листья, почерневшие и съежившиеся, а на острых сучьях висели рваные клочья тумана.

Сенедра, содрогнувшись, поплотнее запахнула плащ.

— Нам предстоит проехать через весь этот лес? — жалобно спросила она.

— А я думал, ты любишь деревья, — улыбнулся Гарион.

— Да, но не такие. — Она испуганно озиралась. — В них есть что-то… что-то очень жестокое. Они ненавидят друг друга.

— Ненавидят? Деревья?

— Они сражаются друг с дружкой и, беспощадно расталкивая собратьев, тянутся к свету. Мне не нравится здесь, Гарион.

— А ты попытайся не думать об этом, — посоветовал он.

Путники постепенно углублялись в мрачную чащу. Говорить им отчего-то не хотелось. Все чувствовали себя подавленными мрачной враждебностью, исходящей от этих странных уродливых деревьев, а тьма лишь усиливала тягостное впечатление.

Они сделали краткий привал и наспех перекусили, даже не разводя огня, и вновь тронулись в путь. Вечерело, и туманная полумгла неумолимо сгущалась, скрывая уродливые деревья.

— Думаю, мы проехали достаточно — на сегодня хватит, — сказал наконец Белгарат. — Давайте разведем огонь и поставим палатки.

Возможно, воображение Гариона сыграло с ним злую шутку или просто вскрикнула во тьме какая-то хищная птица, но лишь первые языки пламени лизнули сухие сучья, ему почудилось, что деревья вокруг закричали. Это был вопль страха, смешанного с леденящей душу яростью. Он огляделся: изуродованные лица, запечатленные самой природой на узловатых стволах, словно зашевелились в сполохах пламени и безмолвно оскалились, взирая на ненавистный огонь.

После ужина Гарион отошел от костра. Он все еще чувствовал себя каким-то одеревеневшим, словно все его чувства на время замерли. Он обнаружил, что даже не может припомнить подробностей ночной бойни, — ему вспоминались лишь смутные, отрывочные картины: хлещущая кровь в свете факела, всадники, безжизненно соскальзывающие с седел, голова солдата, летящая в туман.

— Хочешь поговорить об этом? — спросил Белгарат, подошедший сзади.

— Не то чтобы хочу, дедушка. Ты вряд ли одобришь содеянное мною — так почему бы не оставить эту тему? Я никак не смогу заставить тебя все понять.

— О, я все понимаю, Гарион. Просто считаю, что это ничего не решает. Ты убил… скольких человек ты убил?

— Восьмерых.

— Так много? Ну, хорошо. Восемь маллорейцев. И что ты этим доказал?

— Я не намеревался ничего доказывать, дедушка. Я просто хотел, чтобы эти негодяи никогда больше не повторили ничего подобного. Более того, я даже не вполне уверен, что это те самые дезертиры, которые истребили мургских земледельцев, которых мы видели. Хотя они наверняка кого-то где-то зверски убили, а тех, кто творит такое, надо остановить!

— Пусть так. Ты это сделал. И что, легче тебе стало?

— Нет. Думаю, что нет. Я даже не ощущал злости, когда убивал. Просто что-то необходимо было сделать — и я сделал. Теперь все кончено, и я вскоре об этом позабуду.

Белгарат посмотрел на него задумчивым и долгим взглядом.

— Хорошо, — молвил он наконец. — Поскольку ты не можешь выбросить из головы случившееся, я полагаю, что ты не нанес самому себе непоправимого ущерба. Давай вернемся к огню. В этом лесу сыро и холодно.

Гарион дурно спал той ночью, и Сенедра, которую он почти испуганно прижимал к груди, беспокойно вздрагивала, то и дело всхлипывая во сне.

Наутро Белгарат, проснувшись, вышел из палатки и раздраженно огляделся.

— Дикость какая-то! — взорвался он. — Где солнце?

— Оно скрыто тучами и туманом, отец, — откликнулась Полгара, спокойно расчесывая длинные, темные волосы.

— Это мне известно, Полгара, — раздраженно ответил он, — но мне необходимо видеть его хотя бы время от времени, чтобы определить верное направление. Может кончиться тем, что мы будем ходить по этой чаще кругами.

Тоф, занятый костром, поднял голову и поглядел на старика. Лицо великана было невозмутимым, как всегда. Он поднял руку и указал слегка в сторону от их вчерашнего направления движения.

Белгарат насупился.

— Ты совершенно уверен?

Тоф кивнул.

— Ты прежде бывал в этих лесах?

Немой великан снова кивнул и вновь уверенно указал рукой в том же направлении.

— И если мы поедем туда, то выберемся из леса прямо на южном побережье, неподалеку от острова Веркат?

Тоф вновь кивнул и занялся огнем.

— Цирадис сказала, что он едет с нами, чтобы помочь в наших поисках, дедушка, — напомнил Белгарату Гарион.

— Хорошо. Ежели уж он знает дорогу, то пусть и будет нашим проводником в этой чаще. Я устал тыкать пальцем в небо.

Они проехали около двух лиг, следуя за Тофом, который уверенно вел их по еле приметной тропе, когда Полгара внезапно натянула поводья своего коня и вскрикнула:

— Берегитесь!

Из тумана со свистом вылетела стрела, пущенная прямо в Тофа, но великан успел защититься своим исполинским посохом. Из леса выскочила орда оборванных людей — среди них, несомненно, были мурги, но большинство принадлежали к некоей неизвестной путникам расе. Вооружены они были чем попало.

Мгновенно оценив ситуацию, Шелк соскользнул с седла и молниеносно выхватил оба своих кинжала из-под зеленого одеяния работорговца. Когда вопящие бандиты кинулись на него, он прыгнул им навстречу, вытянув вперед руки с двумя массивными кинжалами, словно два копья.

Спрыгивая с седла, Гарион увидел, как Тоф тяжелым посохом крушит врагов направо и налево, а Дарник, вооруженный топором, довершает дело.