Онлайн книга «Отражение Беатриче»
|
Елена Александровна зашаталась. – Тихонько, тихонько! Мы такие операции делаем. Вернее: мы начали делать. Конечно, есть риск. И огромный. Но так ведь... – Он замолчал и грустно из-под круглых очков посмотрел на них. – Но так она долго ведь не проживет. Елена Александровна, не плача, начала ловить воздух открытым ртом. У Константина Андреевича мелко задрожал подбородок. – Я вам говорю все, как есть. Сегодня ведь вовремя просто поймали. Бригада свободна была и успела. А в следующий раз? А на дачу поедет? Ведь это: пятнадцать минут и – конец. – Постойте с концом-то! – грубо оборвал его Краснопевцев. – А я слыхал, есть аппарат. Он, если сердце само остановится, он может его... как сказать? Запустить. Он есть, и его применяют. Где нам его взять? Рыжий доктор совсем не рассердился на грубость и мягко положил веснушчатую руку на плечо Краснопевцева. – Тот аппарат, о котором вы, как я понимаю, говорите, называется дефибриллятор. Фибрилляция, то есть «мерцание» сердца – это возникающее от различных причин нарушение сердечной деятельности. Ваша жена именно этим и страдает. Но электрошок, который положен в основу работы аппарата, то есть дефибриллятора, – не то, что ей может помочь. Вы меня извините, я должен идти. Еще раз говорю: возможно, что я и ошибся в диагнозе. Для того, чтобы случился тот приступ, который сегодня случился у вашей жены, бывают и другие, не такие уж опасные причины. На это и нужно надеяться. Но я вас поставил в известность. Ко всякому нужно готовиться. Простите еще раз, я должен идти. – Вы к ней? – спросил Краснопевцев. – Я к ней. – И я тогда с вами. Доктор посмотрел на него из-под очков и махнул рукой. – Пойдемте. Я дам вам халат. Только тихо, пожалуйста. Елена Александровна разрыдалась и мокрой от слез рукой ухватилась за его пальцы. – А я? Как же я? Я ведь мать. – Нельзя же всем сразу. Вы тут посидите пока. Минут через двадцать придет медсестра, расскажет, что слышно. Вы ждите спокойно. Она лежала в маленькой двухместной палате у окна. Соседняя койка, чисто застеленная белой простыней, пустовала. – Заснула, – удовлетворенно пробормотал рыжий. – И то хорошо. Давно вы женаты? – Почти что три года. – Ну, добре. Она открыла глаза и умными, отцовскими, внимательными глазами посмотрела на них. – Проснулись? А я муженька вам привел. Ну, как вы? – Спасибо. Мне лучше. – Еще бы! – Рыжий улыбнулся. Краснопевцев почему-то обратил внимание, что расстояние между его крупными передними зубами так велико, что можно еще вставить зуб или два. – Давайте-ка пульс поглядим. Он сел на кровать и обернулся к стоящему за его спиной Краснопевцеву: – Садитесь на стул. Он пока мне не нужен. Садитесь, садитесь. Краснопевцев опустился на стул. Во рту пересохло. Она опять закрыла глаза. Доктор одобрительно похлопал ее по руке. – И пульс неплохой. Есть хотите? – Хочу. – Ну, пусть вам чайку принесут. Муж напоит. А после придется уйти. Тут нельзя. И так я нарушил порядок, впустил. А главный увидит – и будет мне взбучка. Он вышел в коридор и громко приказал кому-то принести чаю в одиннадцатую палату. – Чичас принесем! – ответил старушечий голос. Краснопевцев пересел на кровать и задрожавшей рукой погладил ноги Анны под одеялом. Она покраснела. – Анюта... – Не нужно сейчас ничего говорить! – сказала она умоляющим голосом. – Не нужно сейчас! Я другое хотела... – Конечно! – пробормотал он и, наклонившись, начал целовать ее колени под одеялом. – Все так, как ты хочешь. Конечно, конечно... – Они говорят, что все будет... со мной... Они говорят: хорошо. Я поправлюсь... – А как же иначе? – Он не поднимал голову, чтобы она не увидела его мокрых глаз, и все быстрее и быстрее целовал ее колени под одеялом. – Поправишься скоро! На дачу поедем... – Ты Варю-то видел? – спросила она. – Еще бы! Ресницы! Длинней, чем твои! – Сережа, постой. Посмотри на меня. Он оторвался от ее коленей. – Если я умру. – Она ясно светлыми, уставшими глазами смотрела на него. – Подожди. Я не думаю, что это будет. И я не этого боюсь. Не этого. Я за нее боюсь. Краснопевцев понял, что она говорит о ребенке. – Я маме с папой этого не могу сказать. Не смею. Потому что они... – Она запнулась, подыскивая слова. – Я для них – все равно, что она – для меня. – И ты – для меня, – прошептал Краснопевцев и, наклонившись, снова начал целовать ее колени под одеялом. Она глубоко вздохнула. Не поднимая головы, он нащупал ее руки и осторожно сжал их обеими руками. И вдруг, – он не успел заметить, как это случилось, – та самая молодая и оборванная вдруг появилась перед его ослепшими от слез глазами. На руках у нее был ребенок, замотанный в грязные тряпки, но теплый, живой, – он даже увидел его круглый лоб. Он знал, что сейчас она должна наклониться, чтобы зарыть этого ребенка в гнилую солому и побежать к реке. Но он не успел ужаснуться: она, эта женщина, тихо прошла, не глянув на стог, и, тихо качая ребенка, исчезла. |