Онлайн книга «История Пурпурной Дамы»
|
Закат… Кортеж достиг дворца Цутимикадо. Мурасаки распахнула полог паланкина, дабы насладиться его красотой. Дыхание осени ощущалось повсюду. Кроны деревьев, окрашенные в жёлто-красные тона, казались только что вышедшими из-под кисти искусного столичного художника. Из близлежащего храма Каннонъин доносились голоса, твердившие сутры. Под закатным небом Цутимикадо казался обиталищем легендарного императора Дзимму. Мурасаки подумала, что непременно будет вести дневник [60] , в котором опишет дни, проведённые во дворце Фудзивары. Наконец, кортеж остановился. Императрицу встретил отец, Фудзивара Митинага. Он заблаговременно отправился в родовое гнездо, дабы надлежащим образом подготовить его к приёму дочери. Прислужницы помогли госпоже Акико покинуть паланкин и, подхватив её под руки, тотчас увели в специально подготовленные покои. …Наконец, госпожа Акико прилегла, несмотря на усталость, прислуживаясь к болтовне своих фрейлин, наводнивших покои. Однако, Мурасаки хорошо изучив привычки Нефритовой госпожи, заметила, что та явно обеспокоена. Старшая фрейлина поспешила удалить своих товарок из покоев и притворить за ними фусуме. – Благодарю тебя, Мурасаки… Казалось, их щебетанию не будет конца… У меня голова разболелась… – призналась Акико. – Я позову лекаря… – обеспокоилась Мурасаки. – Не стоит… Это просто усталость… Скоро всё пройдёт… – Но, моя госпожа… Вы явно чем-то обеспокоены, – тревожилась старшая фрейлина. – Да… По правде я думаю о том, что проведу несколько месяцев здесь вдали от столицы… Там многое может измениться… Ты видела госпожу Мизутаму, новую наложницу императора? Мурасаки утвердительно кивнула. – И как ты её находишь? – продолжала вопрошать Акико. Фрейлина потупила очи в долу. – Она недурна собой и воспитана. Госпожа Сей Сенагон прекрасно справилась с поставленной задачей… – Вот именно! Я вернусь в столицу только ранней весной! Что меня ждёт? Судьба Садако? – Нет, нет! – поспешила ответить Мурасаки. – Император любит вас! – Любит… – с горечью повторила Акико. – Садако он тоже любил… А теперь полюбил племянницу госпожи Сей Сенагон… Оставь меня… Я хочу спать… Мурасаки поклонилась и удалилась за ширму. Невольно она вспомнила строки, которые некогда написала своему мужу: Предрассветное небо Серой затянуло мглой. Наверное, к нам, Не замеченная ни кем, Подкралась унылая осень. [61] Час Тигра… Мурасаки не спалось на новом месте, она пребывала в забытьи. Наконец она тихо покинула покои госпожи, дабы встретить рассвет. Раздался звон храмового колокола, возвещавший о заутрени. Мурасаки миновала центральный вход, её цепким взором смерил молодой свирепого вида стражник, и полной грудью вдохнула прохладный живительный воздух. Предутренний туман окутал окрестности. До слуха фрейлины донеслись голоса монахов… В храме Каннонъин уже царило оживление – новый день начался. Настоятель возглавил шествие из двадцати монахов. Они миновали изогнутый мостик в китайском стиле, ведший в молельню. Невольно Мурасаки, подавшись религиозному порыву, направилась к статуе Будды, окутанной лёгкой пеленой тумана. Там она застала коленопреклоненного монаха, он читал Лотосовую сутру. Фрейлина также опустилась на колени и начала вторить монаху. Она не заметила, как настал час Зайца. Утром того же дня, покуда Нефритовая госпожа ещё не пробудилась, Мурасаки, решив ознакомиться с расположением дворца, миновала длинный коридор и заглянула в сад. Предутренний туман ещё не рассеялся, на листьях серебрились капельки росы. Неожиданно фрейлина, услышав голос Митинаги – он приказал очистить ручей от скопившегося в нём мусора – отправилась ему навстречу. Увидев фрейлину своей дочери, Митинага немало удивился. – Вы уже на ногах в такую-то рань? Свита вашей госпожи ещё спит… Не так ли? – Я тяжело привыкаю к новому месту… – призналась Мурасаки. – И уже тоскую о муже и дочери. Митинага улыбнулся. – О вашей любви к супругу знает вся столица! – одобрительно заметил он. – Непременно отправьте ему письмо! Я прикажу снарядить гонца. К тому же господин Нобутака может навестить вас. Дворец просторный, места хватит всем… Мурасаки поклонилась. – Благодарю вас, господин Фудзивара. Тот же в свою очередь сорвал цветок патринии [62] , что рос около декоративного мостика, перекинутого через ручей, и протянул даме. – Вы нарушаете столичный этикет. А где же стихи? – лукаво поинтересовалась та. – Что ж я исправлю ваше упущение… И госпожа Мурасаки, решив, что по сравнению с утренней росой выглядит поблёкшей, тотчас выдала экспромт: И вот — Увидела цветок патринии, И знаю я теперь: Роса способна Обижать. Митинага рассмеялся. – Отнюдь, я с вами не согласен! И в ответ сочинил пятистишие: Прозрачная роса Не может обижать. Патриния себя окрашивает Лишь цветом, Которым пожелает. [63] Наконец госпожа Акико пробудилась. Тотчас в её покоях началась суета: фрейлины и прислужницы сновали туда-сюда, исполняя приказания Нефритовой госпожи. В час Лошади юная императрица изъявила желание прогуляться по саду, дабы насладиться погожим осенним днём. К Акико присоединился её отец. Оставив далеко позади своих фрейлин, Акико, решилась, наконец, поговорить с отцом на волновавшую её тему. – Признайся, зачем ты настоял, чтобы я покинула столицу? Я во всём подчинялась твоей воле… И по твоему желанию стала императрицей… Но моё новое положение тяготит меня… Митинага смерил дочь цепким взором. – Несомненно, ты унаследовала твёрдость характера своей покойной матушки… Что ж здесь, в родовом дворце, мы может говорить о чём угодно. Я настоял, чтобы ты покинула Хэйан лишь по одной причине… – Какой? – не выдержала Акико. – Говори! В императорском дворце ты старался не посвящать меня в свои планы. Ты просто указывал мне, что делать! |