
Онлайн книга «После любви»
– Дядюшка Иса будет несказанно рад. Берегите себя, Сашa. И никогда не ссорьтесь с друзьями. От этого бывают одни несчастья. * * * …Он купил дом совсем недавно. Возможно, просто перебрался поближе к сыну-рыбаку (внешнее сходство Ясина и дядюшки Исы почему-то не дает мне покоя). Нет-нет, Ясин и Иса не родственники. Если бы Ясин был сыном дядюшки, то так же, как и он, торговал бы пряностями, такая преемственность – основа местного менталитета. Даже Доминик, рожденный французом в Марокко, получил свой колченогий маленький бизнес по наследству. Сын рыбака будет ловить рыбу, сын продавца пряностей – торговать пряностями, сын погонщика верблюдов даже не взглянет в сторону мула, мечты о смене деятельности так и остаются мечтами. Нужно обязательно зайти к старику, поболтать о жизни, я слишком долго просидела в скорлупе отеля «Sous Le del de Paris» – большой мир, который спасает Алекс Гринбл am, ждет меня. Алекс. Опять Алекс. Я неотступно думаю о нем, как будто и не было вечера с вероломным Фрэнки. С другой стороны – Алекс вероломен не меньше, но об этом как-то забываешь. Особенно вдали от него. Алекс – свет и ясный день, Фрэнки – тьма и холод железного поручня. …Доминик так и не появился, у стойки меня встречает Фатима: дневная сцена повторяется с той лишь разницей, что мать Джамиля и Джамаля не раскладывает пасьянс. Ах, да, это не пасьянс – гадание. Надо бы извиниться перед Фатимой за дешевый мелодраматический скандал, думаю я. Но вместо этого пялюсь на стойку с ключами. Ключи от номера семь (Фрэнки) и от номера двадцать пять (Алекс) отсутствуют. – Доброй ночи, – примирительным тоном говорю я. Фатима едва кивает опущенной головой, она все еще дуется. – Днем я вела себя как стерва, прости. Это все Доминик. Он очень огорчил меня, вот я и сорвалась. – Я видела его. Он такой несчастный… Она наконец-то смягчается и поднимает голову. Доля мгновения – и на ее лице появляется испуг, а затем жалость. – О-о, что это с тобой? Все лицо в крови! – В крови? – я удивлена не меньше Фатимы. – Вот, посмотри! Порывшись в бумагах на столе, она протягивает мне маленькое зеркальце. Пластмассовая оправа истрепалась, на ней отчетливо видны следы детских зубов: шалости Джамиля. Или Джамаля. Я безуспешно пытаюсь втиснуть лицо в магический круг: видны только губы и часть носа. Под ним-то и застыла кровь, так-так, это все спиртное, у меня и раньше иногда шла носом кровь, досадное неудобство, не более. Все лицо в крови. Фатима (по-арабски, по-женски) преувеличила, она вообще склонна к преувеличениям, с теми порциями сладостей, которые она накладывает Джамилю и Джамалю, не всякий взрослый мужчина справится. – У тебя есть салфетка? – спрашиваю я у Фатимы, не отрываясь от зеркальца. – Возьми. Несколько легких движений – и от крови не остается следа. – Теперь в порядке? – Теперь да. – Парень из седьмого номера уже вернулся? – Я стараюсь сохранить известную долю беспечности. – Такой высокий брюнет… – А я думала, тебя интересует совсем другой, – Фатима, подавляя смешок, подмигивает мне. – Тот, который купил у меня карты. – С чего ты взяла?! – Мне так показалось… Стерва арабская! Сказочки об угнетенных женщинах Востока в контексте Фатимы выглядят смехотворными и лишенными всяческого основания. Фатима свободно болтает на французском и (как по большому секрету сообщил мне Наби) изучает английский, страна ее мечты – Голландия, где женщины свободно баллотируются на государственные должности. После дежурства Фатимы я выгребаю со стола пачки прайс-листов с самыми последними моделями ноутбуков и телефонов. На адрес отеля приходят бандероли с журналами мод и каталогами оргтехники – все они адресованы Фатиме. Отсутствие денег на все это великолепие не смущает Фатиму: к политической карьере в Голландии нужно готовиться заранее и встретить ее во всеоружии. Единственная слабость Фатимы, кроме, разумеется, близнецов, – пасьянсы (о, нет! – гадания), но и с ней она оказалась в состоянии расстаться. Все знают, что Фатима вертит своим кротким меланхоличным мужем, как хочет. И выжимает из него соки, и вьет из него веревки, как какая-нибудь домохозяйка в американской глубинке. Или операционная сестра из российского областного центра средней руки. – Тебе показалось, Фатима. – Рыбу я отнесла к нему в номер. – Какую рыбу? – Которую ты мне отдала. Наби приготовил ее на пару. – Ага, – что-то я стала туго соображать. – Наби приготовил, а ты отнесла. – В номер! – Фатима снова принимается хихикать. – И? – Он сказал, чтобы я включила ее в счет. – Значит, он был в номере? – А говоришь, что совсем им не интересуешься! Я пропускаю шпильки Фатимы мимо ушей. – И когда же ты отнесла ему эту чертову рыбу? – Часов в восемь. Да, в восемь. В восемь! А за полчаса до этого я ломилась к нему в номер, и никто мне не открыл! Я посрамлена, Алекс Гринблат вовсе не собирался посвящать мне вечер, ни крупицы из его драгоценного времени не получит русская матрешка, а все из-за Доминика! Из-за толстого говнюка, одним чихом пустившего на ветер все мои надежды. Я разрываюсь между презрением к Алексу и ненавистью к Доминику, в этой битве титанов потерянный Фрэнки – всего лишь жалкая мошка на стекле. – Ты расстроилась, Сашa? – Ничего я не расстроилась. – Если тебе интересно… – Мне не интересно. – Если тебе интересно, он и сейчас в номере. – Откуда ты знаешь? – быстро, слишком быстро спрашиваю я. – Он звонил на ресэпшен около часа назад. Попросил, чтобы его разбудили в семь утра. – Зачем? – Откуда мне знать?.. – Он попросил, чтобы именно ты разбудила его? Я несу уже совершеннейшую чушь, пургу, как сказали бы мои питерские друзья, именно ты, именно разбудила, Фатима – мусульманская женщина и, несмотря на всю свою продвинутость, преданна мужу и детям, нужно совсем потерять разум, чтобы заподозрить ее в адюльтере. – Он попросил, чтобы кто-то его разбудил. Кто-то, кто будет на ресэпшене. Что с тобой, Сашa? – Прости… – Я знаю, это все Доминик. Доминик тебя огорчил… А парень из седьмого номера… Наверное, он унес ключ с собой. И я его не видела. И никого другого за последние сорок минут. |