Онлайн книга «После любви»
|
Номер Алекса. Я вырубилась в номере Алекса, в его постели. Только Алекса нигде не видно. Нет и аккуратно сложенных у кровати джинсов. Из ниши хорошо просматривается часть крохотного коридора и часть шкафа, его створки раздвинуты, а внутренности зияют пустотой. Там должен был стоять саквояж Спасителя мира. Но саквояжа тоже нет. – Алекс! – зову я слабым голосом, не в состоянии поверить в очевидное. – Алекс, где вы? В номере достаточно светло, но обычное для Эс-Суэйры туманное утро не дает представления о том, который сейчас час. Восемь, девять, десять… Туман обычно рассеивается к десяти, из этого и стоит исходить. Лишь одной цифры я не учла – семь. Вчера вечером Фатима что-то говорила мне о семи часах утра. А-а, кажется, Алекс просил разбудить его в семь. Для чего – Фатима не знала ответа, а спросить у самого Алекса я так и не удосужилась. Как не удосужилась уточнить условий, на которых состоится мой переход из-под потного крыла Доминика под жесткое и совершенно стерильное крыло Спасителя. Завтра, по малодушию я все перенесла на завтра. И вот «завтра» превратилось в «сегодня», а Алекса уже нет. Я вскакиваю с кровати и натягиваю джинсы. Теперь очередь за «born to be free», тут-то и обнаруживается конверт на столе. Визитка и пять бумажек по сотне евро. Конверт не заклеен. Пять сотен – Алекс явно переплатил, моя ночь стоила гораздо дешевле – самой впору приплачивать инструктору за столь удачно проведенный спарринг. Транспортные расходы, осеняет меня. Он оставил мне деньги на билет в Европу и визитку с телефонами. Их пять (как и новеньких кредиток), один из них французский, это легко определить по международному коду Франции. А если позвонить по оставшимся четырем – где снимут трубку? В Лондоне, в Нью-Йорке, в Тимбукту, на Луне? За пределами Солнечной системы? ALEX GRINBLAT exhibitions, auctions, galleries, modern art advice-giver [13] Консультант! Надо же, какой скромняга!.. Меня оставили в дураках, предварительно трахнув. Внезапно вспыхнувшая злость на Алекса заставляет позабыть о «born to be free». С полуспущенными штанами, топлес (зрелище не для слабонервных) я выдвигаюсь в предбанник с пустынным шкафом и заглядываю в ванную: никаких следов Спасителя, кроме слегка влажного полотенца, сбитого коврика и одинокого обмылка на краю раковины. Он отчалил. Отвалил. Слился. Сделал ноги. Навострил лыжи. Не очень-то вежливо с его стороны сбегать вот так, не оставив мне даже записки в сраном конверте. Двух слов было бы достаточно, трех слов было бы достаточно – «Жду вас» или «Спасибо за ночь», или что-то в этом роде. Но нет же, пять купюр и визитка, чтобы я, не дай бог, не забыла о его modern art-превосходстве! Злость все еще сильна, утянуть ее на дно не в состоянии даже универсальный ключ, оттягивающий мой задний карман; я вернусь к себе так же, как пришла – через дверь в стене: пристыженная Алиса, потерпевшая полное фиаско Элли, дорога из желтого кирпича привела меня в никуда. Однажды придет моя принцесса, рожденная свободной. Случай явно не мой. … «portative» на столе, вынутый из каретки листок рядом, платье, распластанное на полу, в ванной, – в номере ничего не изменилось. Но он больше не убежище. Все, что угодно, – временная стоянка, пересыльная тюрьма, пристанище на ночь, но – не убежище. Мне хочется покинуть его немедленно и не возвращаться как можно дольше. Кто меня остановит? Кто?.. Доминик, с похоронным видом сидящий на ресэпшене. Красноглазый, заросший щетиной, еще более неопрятный, чем когда-либо. Доминик отвратителен, худшего мужчины не существует в природе, но я нахожу в себе силы сказать ему: – Доброе утро, милый. Ему требуется усилие, чтобы ответить мне: – Доброе, Сашa. Вот и нет, Доминик, вот и нет – совсем не доброе, часы показывают четверть девятого, после контрольных «семи» прошло слишком много времени, чтобы почувствовать себя успокоенной. – Ты давно здесь сидишь? – С шести утра. – С чего бы это? И правда, с чего бы это? Доминик большой любитель поспать, до восьми его и пушкой не разбудишь, откуда такое рвение? – Мне не спалось. – Я понимаю. После того что ты вчера натворил… – После того что натворила ты! – Он неожиданно срывается на крик. – Ты! Ты!!!.. – Не нужно перекладывать с больной головы на здоровую… Вот черт, как же это будет по-французски? – Не утруждай себя, Сашa. Я и так все понял. Давно понял. Ты хотела что-то спросить? – Нет. – Неужели? – Доминик торжествующе трясет двумя подбородками. – А я думал, тебя интересует этот хлыщ. Которого ты заселила в номер рядом с собой. Не взяв у него даже паспорт. Я слишком измотана ночью с Алексом, слишком наполнена ей, чтобы ломать комедию перед толстяком. – Да, интересует. Что с того? Вот он, звездный час Доминика! Не открытие персональной выставки в Музее Гуггенхейма, не приглашение на биеналле в Венецию, не торжественное посвящение в рыцари Почетного легиона – это было бы слишком мелко. Унизить и растоптать меня, и без того поверженную, – таких высот не достигал еще никто. – Он убрался к чертовой матери. С концами. Убрался к чертовой матери. Не самое плохое дополнение к отчалил; отвалил; слился; сделал ноги; навострил лыжи. При желании Доминик мог бы изрыгнуть еще с полсотни выражений, включая ненормативные арабские и португальские; единственное, не вошедшее в список, – «estoy en la mierda». Его можно отнести ко мне и к самому Доминику, но никак не к Алексу. – Значит, убрался? – К чертовой матери! – Радость на лице Доминика неподдельна. – С концами. Я помахал ему ручкой на прощание. – И когда же состоялось это показательное выступление? – Когда ты спала… Наверное. Еще и семи не протикало. – С чего бы это ему было срываться из отеля в такую рань? Вопрос риторический, я вовсе не жду, что Доминик разъяснит мне ситуацию, но он разъясняет: – Самолет. У него самолет сегодня утром. |