Онлайн книга «После любви»
|
– Кто?.. – Я бы хотела узнать… – Здесь вы ничего не узнаете. Убирайтесь! – Ваша соседка… – Моя соседка – сумасшедшая! Разговор закончен. Единственное, что удалось узнать: отношения между квартирами 26 и 28 далеки от идеала, или Zachary Breaux имел в виду Мерседес? Вряд ли. Я снова возвращаюсь к розовому коврику, но не успеваю ни постучать, ни позвонить: дверь распахивается сама, на смену интроверту приходит экстраверт – белая женщина средних лет. Вот кто никогда не будет сожалеть ни о би-бопе, ни о фьюжне, Надя Буланже сыграла в ящик сто лет назад? – какая приятная новость, а я сокрушалась, что она будет жить вечно!., кутикулы мизинца и безымянного пальца правой руки обрабатывать намного сложнее, чем кутикулы мизинца и безымянного пальца левой!., к инструментальным пьесам, особенно когда тебе м-м… за сорок, нужно относиться с опаской – они надевают грусть, а грусть навевает повышенную кислотность, а повышенная кислотность провоцирует изжогу, – при этом макияж белой женщины средних лет соответствует моде ранних пятидесятых, а слегка запущенная стрижка – моде поздних шестидесятых, на ней темно-бордовый шелковый халат с драконами и комнатные туфли, скроенные из того же материала, что и коврик. А в руке зажата банка с испанскими оливками без косточек. – Вы из полиции? – совершенно неожиданно спрашивает женщина. Ширли. Одри. Кэтрин. – Нет. – Жаль. – А что произошло? – Давно пора урезонить этого хама. Это чудовище. – Вашего соседа? – Он сумасшедший. Может быть, у вас есть знакомые, которые работают в полиции? – Нет. – Жаль. Он убил Сайруса. – Кто это – Сайрус? – Мой кот. Иногда я выпускаю его погулять по площадке. Он пропал три дня назад, а до этого сидел у двери этого сумасшедшего. И я подозреваю, что он заманил Сайруса к себе, убил и съел. – По-моему, вы преувеличиваете. – Нисколько. От того, кто целыми днями дует в проклятую дудку, можно ожидать чего угодно. Жаль, что вы не из полиции. – Я ищу квартиру двадцать семь. Фраза, произнесенная мной, производит странное впечатление на женщину. Ее правая бровь приподнимается (совсем как у Одри), а левая подтягивается к переносице (совсем как у Кэтрин). – Вы собираетесь там жить? – спрашивает она. – Нет. Я пришла навестить… э-э… подругу. Молодую женщину. Она живет в квартире двадцать семь. – Какую из них? – В смысле? – Там их несколько. И все молодые. На любой вкус. Есть брюнетка, блондинка и даже рыжая. Она совершенно непроизвольно касается своих – рыжих (совсем как у Ширли) – волос. И достает из банки оливку. И отправляет ее в рот. Еще не прожевав толком, она отрывается от дверного косяка и ступает на коврик, заметно потеснив меня: теперь мы стоим друг против друга, очень близко. Так близко, что я явственно вижу глубокие морщины под глазами женщины и печальные складки у рта, только что поглотившего оливку, – ни Одри, ни Кэтрин не позволили бы себе таких морщин. Даже в старости. А Ширли… Ширли не позволила бы себе таких волос – безжизненных, как пакля, с темными, плохо прокрашенными корнями. – Вот что я вам скажу, милая. Они – не настоящие. – Кто? – Блондинка – не настоящая блондинка, брюнетка – не настоящая брюнетка, а рыжая… Ужас! Я сама рыжая, рыжая от природы, а та – ну просто кошмар!.. Ее волосы – самые лживые, уж поверьте. Она – ваша подруга? Что говорить в таких случаях? что покажется убедительным? – Нет. – Я думаю – там подпольный публичный дом. Или что-то похожее на публичный дом. Салон массажа, в наше время все непристойности маскируются под оказание такого рода услуг. А может, там вообще снимают порнофильмы… Какая гадость! Хотите оливку? – Я не голодна. – Оливки – не для того чтобы утолить голод. А для того, чтобы ум оставался острым. – С этим все в порядке. Пока… – Ну, как хотите… Возможно, этот сумасшедший из квартиры напротив – их сутенер. Я не исключаю и такой возможности. Давно нужно было поговорить с домовладельцем, чтобы его выселили, но все как-то случай не подворачивался. – К тому же у вас не работает лифт… – Разве? А еще неделю назад все было в порядке. Я редко выхожу из дома, да и что делать там, на улице, где тебя никто не сможет защитить? – Совершенно нечего, – безвольно поддакиваю я. – Времена нынче омерзительные… – Чудовищные. – Наверное, началась война? – Пока нет, но все к тому идет. – Постоянно что-то взрывают, поджигают, громят, а теперь еще и кот пропал. – Не переживайте так, вдруг он найдется? – Не найдется! Говорю вам, его поймали, зажарили и съели. Бедняжка Сайрус, несчастный мой котик!.. – Я спрошу о… Сайрусе, как только разыщу свою подругу. Может, она что-то знает. Просто скажите мне, где эта квартира. – Здесь. Женщина хихикает и, покачнувшись, едва не падает на меня: едкий запах уксусной эссенции, едкий запах духов, разложившихся на составляющие по крайней мере лет пять назад; запах дешевой пудры – чуть мягче. И алкоголь. От Ширли за версту разит алкоголем, таким же дешевым, как и пудра. Она страшно пьяна, хоть ей и удается держаться на ногах. Почему я не заметила этого раньше? – …Здесь? – Пройдите вперед, к окну и сверните направо. Там все увидите. – Спасибо. Как вы себя чувствуете? – Я оплакиваю Сайруса, как я могу себя чувствовать?.. Это все арабы, шлюхи и те, кто дует в дудки целый божий день! Давно известно, что они едят кошек. – Не знаю, как насчет шлюх и тех, кто дует в дудки, но арабы точно не едят кошек. – Едят! – Нет. Простая справедливость требует, чтобы я заступилась за Джуму и Фатиму, за Джамиля и Джамаля, за верного Наби, который стриг мне волосы; за Ясина – повелителя рыб, ключей и курительных трубок, за Хакима и Хасана, оплакивающих гибель морского конька; открыточный вор с площади у старого форта – он тоже под моей юрисдикцией. – Едят! – распаляется Ширли. – Нет. – Едят из принципа. Давятся, но едят. Чтобы досадить нам. Ведь они хватают не всех кошек, а только тех, у кого есть хозяева. Простые уличные им не нужны, нет, их цель – любой ценой причинить нам страдания, а кошки – только средство. Сайрус – не первый, не первый… До него была Жужу, очаровательная кошечка, такая ласковая… |