Книга Дон Иван, страница 44 – Алан Черчесов

Она задохнулась от смеха. Я предположил:

– Доставленный им пациент заработал и сотрясение мозга.

Она вздохнула – со стоном, навзрыд – и кивнула.

– А Виолетка? Ее хоть нашли?

– После дрысни сама оклемалась. На всякий пожарный вкололи антибиотик – сто баксов минус. Обработка раны хозяйке – еще минус сто. Минус двести больному за шишку, но то уже Стелка на радостях погорячилась. Минус сколько-еще-неизвестно за чистку салона… Все вместе – стоимость шай-бочки масла. Правда смешно? – Она уткнула в ладони лицо и заплакала. – Боже мой, что же с нами такое творится?..

Я подал ей воду.

– Спасибо, – она застучала зубами по краю стакана. Потом промокнула салфеткой глаза. – Извини. Слишком много вина.

Я расплатился по нашим счетам. Сдачи едва хватило на чаевые. Начинать жизнь с нуля – это правильно. Все лучше, чем с миски пельменей.

Женщина встала из-за стола.

– К тебе? Или в доме злая жена?

– Жены нету. Как, впрочем, и дома. Настолько, что никогда раньше не было.

– Ты преступник?

– Почти.

– Чем еще подивишь?

– У меня ни копейки. Буквально.

– Но что-то же есть у тебя?

– Костюм, туфли, тень. Да и те мною взяты взаймы, хочется верить – на время. Остается лишь этот вот шрам.

– Весьма экономно, – сказала она. – Поймай нам такси.

В машине мы не касались друг друга и даже ни разу не встретились взглядами. Уже в лифте, нажав на кнопку нужного этажа, она посмотрела мне прямо в глаза и вцепилась в лацканы пиджака:

– Учти, что я не развратная курва, у которой прокол с ухажером на вечер.

– Учту. Я ведь уже говорил: тебе интересно услышать…

“Такое лицо, будто его подменили. Прислали по почте из-за границы и не стали накладывать грим. Не лицо, а какой-то анахронизм. Сравнения: конь на шоссе или большая собака в историческом фильме. Все вокруг в дурацких костюмах, и только собака сама по себе. Связующее звено между прошлым, настоящим и будущим. Все умрут, костюмы истлеют, а она все так же будет слоняться из эпохи в эпоху в собственной шкуре. Шрам. Какой-то неправильный. Слишком намеренный. Показательный даже (месть лицу за его непохожесть?). Впечатление первое, главное: паренек не от мира сего. Но отнюдь не юродивый. Скорее внезапный. Как боль от ожога. А откуда сам шрам? Порез? Осколок? Ожог? Запятая. Нахальный червяк – разрушитель симметрии. Но, возможно, только снаружи. Загоняет симметрию внутрь? Руки. Совсем не его. Кажется, будто копали могилы. Нехорошие руки, опасные, «с биографией». Хотя и красивые. Что в них красивого, трудно понять. Старше лица на несколько жизней.

Глаза. К черту глаза! Или все же «от черта»? Вряд ли. Совершенно не похотливые. Очень не любят прощать, но не прощать не умеют. А в общем – глаза как глаза. Не большие, не маленькие; не наглые и не застенчивые. Просто глаза и глаза. Только чтобы смотреть. Почему тогда так притягивают? Ладно. Опустим пока. Движемся дальше: рот. Губы мягкие, но сам абрис твердый и волевой. Наверняка хороший любовник. Подбородок с крохотной ямкой, облегчающей тяжесть каркаса. Архитектура изысканная, сейсмически безопасная. Лоб чистый, высокий, но без залысин. Признак здорового сна: лег на счет «раз» и проснулся на «два». Красивые волосы, хотя по-дурацки пострижен. Нос. Чуть крупнее, чем нужно. Ему это даже идет. Тело: почти безупречное. Чуть подкормить – и на подиум. Шея длинная, стройная. Крепкие ровные плечи. Точеные ноги. Осанка: усталая, но прямая. Костюм не его. Сам бы он выбрал свободней: «мужчина на вырост». Не женат. Почему? Потому что см. строчкой выше: мужчина на вырост. Бабник? Нет. Дегустатор? Пожалуй. Альковный аристократ. Окажись персонажем в романе, вместо дверей полезет в окно. А вот если вместо романа автор предложит постель – он смутится? Едва ли. Ну а если автор ему не предложит – разочаруется? Да. Или нет? Проверить можно лишь эмпирически. Голод: явный, звериный, хотя и умело скрываемый. Глотает быстрее, чем нужно, но вилка совсем не спешит. Голос. Глубокий, спокойный, словно уверенный в том, что не врал – никогда. Голоса такие пьянят – быстрее спиртного, сильнее, чем поцелуй. Голос, который хочется унести с собой в свое самое темное одиночество. И смаковать вместо музыки, помогая себе руками, чтобы кончить и кончиться вместе с ним – тишиной. Еще эта тень у меня на коленях… Стыдно признаться, но я ею возбуждена – настолько, что впору стонать. Взгляд. Да. Наконец-то! Дело, похоже, все в нем, а совсем не в глазах. Не соблазняет, не притворяется и не оценивает. Таким взглядом женщине говорят: будь собой, слушайся только себя и не бойся. Под таким взглядом даже дурнушка почувствует, что для нее уже куплен букет. Достаточно лишь протянуть за ним руку. Вопрос: протянуть или нет?.. Протянула. Ну, погоди, чужеземец! Для начала проверим, так ли хорош ты, как я тебя здесь описала. Если нет – разжалую в персонажи… ”

– Ну и каков твой вердикт? – спросил я, возвращая блокнот.

Наталья только что вышла из ванной. Было позднее утро. Сочное утро воскресного дня. Идеальное время для завтрака и воскрешения.

– Еще не решила. Для персонажа ты несколько великоват. Боюсь, в книжку не вместишься. Хотя нелишне попробовать. Будешь трудиться покамест на двух должностях – любовника и героя.

– Героем-любовником?

– Нет. Именно так, как сказала: будешь трудиться любовником, а героем корпеть на полставки, исключительно по совместительству, в свободные от основного занятия часы.

Она нагнулась, уронила мокрые волосы и закутала их в полотенце. Халат на ней был тоже белый. Сам я лежал на белых шелковых простынях в белой комнате на белой кровати, под которой лежал белый пушистый ковер с пушистыми белыми тапками. Я чуть не слеп от обилия белого, и мне это нравилось: белая полоса моей жизни рисовалась в то утро сплошным белым цветом.

– Вставай, – сказала Наталья. – Поедешь со мной по делам. Сначала мы сделаем шопинг. Мне надо купить подарок на юбилей, а тебе не мешает прибарахлиться. Вечером наш выход в свет. Вкусишь сливки московского общества.

– Такие же отражения глянца, как ты?

– Поярче и побогаче. Большинству я по пояс.

– А меня не затопчут?

Она усмехнулась:

– Скорее на части порвут. Будь осторожен, не то приревную.

– Тогда возвращай пистолет.

– Ни за что. Это мой сувенир. Память о ночи с самим Дон Жуаном.

– Рыться в карманах моих тебе не было стыдно?

– С каких пор карманы чужого костюма твои? Мне было нужно проверить. Вдруг ты все врешь?

– А зачем ты палила по звездам с балкона?

– Всегда мечтала кого-нибудь там подстрелить. И потом, мне было так хорошо, как давно уже не было.

– А соседей ты не боишься?

– Я не боюсь ничего. Тот, кто моргает соседям из ящика, может позволить себе наплевать им в глазок. Телевидение – страшная сила. Лучший способ пройти фейсконтроль – засветиться на первом канале. Кое-кому пришлось перед тем накропать скандальный бестселлер, а чтобы роман продавался бойчее, придумать себе псевдоним.