Онлайн книга «Батумский связной»
– Я тебе не нравлюсь? – Он приблизил свое лицо и оскалил зубы. – Вы мне отвратительны, – ответила Лиза и невозмутимо добавила: – Но хорошо, что вы зашли, нам нужно поговорить о деньгах. – Вот как? – Вэнс поднял брови. – По моим предположениям, вы задумали нечто очень серьезное, связанное с мистером Морли, – сказала Лиза, тщательно подбирая слова. – Стало быть, я очень рискую, ведь меня видели в миссии, и вообще он часто сюда приходит. А опыт всей моей жизни говорит мне, что если рисковать – то не даром. – Ты хочешь денег? – Да, денег, – кивнула Лиза. – И много. Вэнс задумался. Он не ошибся, девчонка изменилась. Исчезло равнодушие, она перестала увлекаться гашишем, теперь она производит впечатление человека, который твердо знает, чего хочет. – Я же сказал, что заплачу. – Разумеется, заплатите, – спокойно кивнула Лиза. – И сделаете это сегодня, пока я вам нужна, потому что потом, когда в пятницу вы сделаете все, что хотели, вряд ли от вас можно будет что-нибудь получить. «Кое-что ты от меня в пятницу получишь», – злорадно подумал Вэнс и спросил: – Сколько ты хочешь? – Десять тысяч турецких лир, – отчеканила она. – Ого! – Вэнс поднял брови. – Откуда же я возьму тебе сейчас столько денег? – Я подожду до вечера, – согласилась Лиза. – Если к девяти часам вы не положите на этот столик десять тысяч турецких лир, я приму меры. – Пойдешь в полицию? – усмехнулся господин Вэнс. – Нет, я обо всем расскажу мистеру Морли. Поверят мне в миссии или не поверят, но Морли никак не сможет прийти сюда в пятницу, и весь ваш тщательно продуманный план сорвется. Опять он уставился на нее в упор. Но Лиза совершенно спокойно выдержала его взгляд. – Хорошо, – медленно кивнул Вэнс, – вечером деньги будут у тебя.
Борис спустился по каменным ступеням кофейни Сандаракиса. Тот же сладковатый туман, запах кофе, опиума и кальяна, та же разноплеменная публика, но с появлением Ордынцева в кофейне ненадолго наступила тишина. Ни один торговец не подошел к нему, никто не предлагал сомнительной коммерции, вокруг Бориса образовалась пустота, полоса отчуждения. Посетители кофейни шарахались от него как от зачумленного. Не обращая на это внимания, Борис направился к слепому турку, который, как всегда, дремал в углу со своим кальяном. – Салям, эфенди, – вежливо обратился Борис к старику, – я пришел поговорить с вашими друзьями. Старик, услышав его голос, удивленно поднял к нему слепые белые глаза и прошамкал беззубым ртом: – Шам пришел? Затем, видимо, смирившись с непостижимостью поступков этих странных русских, он щелкнул пальцами. Дверца в стене отворилась, оттуда, как и в прошлый раз, высунулась волосатая лапа, Бориса втащили в темноту. Как и прежде, несколько минут его тащили, толкали, и наконец он оказался в каморке, освещенной тусклой масляной коптилкой, среди злобных бандитских физиономий. Но если в прошлый раз Бориса встретили здесь с веселым злым любопытством, то сейчас злобы вокруг прибавилось вдесятеро, а весельем и не пахло. Возле Бориса появился рыжий пузатый карлик Черевичка с огромным кривым ножом в руке и, задыхаясь от злобы, пропищал: – Ну, золотой-серебряный, что скажешь? Мало тебе, что Исмаила разменял, еще за чьей-то душой пришел? – Что ты с ним болтаешь, Черевичка? – послышался глухой бас из-за угла. – Кончай его без разговора, да зашьем в мешок! Стараясь сохранить внешнее спокойствие, Борис заговорил: – Господа бандиты, я к вам сам пришел, стало быть, у меня есть что вам сказать. Так будьте любезны, сначала выслушайте. А уж потом решайте, что со мной делать. В комнате воцарилась на несколько мгновений напряженная тишина. Черевичка проверил пальцами лезвие ножа и поводил вокруг круглыми выпуклыми глазами, стараясь угадать настроение своих товарищей. – Пусть говорит, – пробасил тот же голос, который минуту назад настаивал на немедленной казни, – пускай говорит, послушаем, какую пулю он отольет, в расход пустить гада всегда успеем. – Разумные слова, – кивнул Борис в темноту, – в расход пустить меня вы всегда успеете, было бы за что. – За Исмаила! – злобно пропищал снизу Черевичка. – Господа бандиты, уважаемого Исмаил-бея, да будет мир и покой его праху, – театрально заговорил Борис, надеясь, что так будет доходчивее, – убил вовсе не я. Сами посудите, я искал его долго, плыл аж из самой Феодосии, добивался встречи – и для чего? Чтобы убить его, не успев перемолвиться парой слов? Да сами сообразите: Исмаил-бей был человеком ловким, сильным, опасным – разве мог я справиться с ним? Среди бандитов начались негромкие разговоры: хоть и с трудом, но доходило до них очевидное. Исмаил-бей был для них непререкаемым авторитетом, полубогом, и тут вдруг его прирезали как ягненка. Да еще кто? Какой-то чужак, русский… И хоть на вид он выглядел довольно крепким, но не было в его глазах той звериной повадки, по которой узнают друг друга лихие люди. Так что последний аргумент Бориса показался бандитскому собранию убедительным. – Кто же убил его? – послышалась из угла саркастическая реплика. – Вы там были вдвоем! И почему же ты тогда сбежал, если не убивал Исмаил-бея? – Господа бандиты! – Для большей убедительности Борис прижал руки к сердцу. – Представьте, что вы застали бы меня возле трупа. Вы бы меня на клочки разорвали, не дав и слова сказать в свое оправдание! А кто убил – возможно, вы сами ответите. Когда мы разговаривали с Исмаилом, светильник внезапно погас, в темноте я услышал звуки борьбы и кто-то прошипел, как змея, «Шейс-с» – видимо, Исмаил сумел ранить его стилетом. Больше я ничего не слышал, а когда сумел осветить комнату, Исмаил-бей был уже мертв. Клянусь вам, то, что я говорю, – чистая правда. Вы ведь видели в тот день, что на стилете Исмаила была кровь? Он ранил своего убийцу, а у меня нет свежих ран и царапин, можете проверить. Бандиты загалдели, обсуждая слова Бориса. Гул голосов был не такой враждебный, как вначале. Желая поскорее склонить колеблющуюся чашу весов в свою пользу, Борис выложил последний, хотя и крапленый козырь: – И вот что я нашел тогда, возле трупа Исмаил-бея! – Он раскрыл ладонь и показал зажатую в ней булавку для галстука с маленькой черной жемчужиной. Бандиты, отпихивая друг друга, проталкивались к нему, чтобы рассмотреть булавку. Как и во всяком другом случае, вещественное доказательство оказалось убедительнее любых слов. – Вэнс, – прозвучало глухо. И следом послышались выкрики из разных мест: – Вэнс! Вэнс! Вэнс! |