Онлайн книга «Батумский связной»
– Борис Андреевич, прошу вас, пройдите на какое-то время в соседнюю комнату – я не хочу, чтобы вас заметили раньше времени. Борис неохотно поднялся и зашел в тесную комнатку, которая по своим размерам напоминала скорее шкаф. Там с трудом помещался колченогий стул. Борис присел и стал ждать. Ему был слышен каждый звук из кабинета Горецкого. Аркадий Петрович распахнул дверь в коридор и приказал вестовому вызвать дежурного офицера. Через несколько минут в кабинете раздались шаги, и Борис услышал ненавистный голос штабс-капитана Карновича. – Людвиг Карлович, голубчик, – сугубо по-штатски обратился к вошедшему Горецкий, – не в службу, а в дружбу найдите поручика Ковалева и приведите его ко мне. – Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – Уставной ответ Карновича прозвучал резким контрастом просьбе подполковника. Борис сидел в томительном ожидании, привалившись к стене. Ему непонятно было, зачем Горецкий заставил его подслушивать, но, судя по всему, Аркадий Петрович хотел именно этого, была у него своя игра. Минут через десять в кабинете снова послышались шаги, раздался незнакомый голос: – Вызывали, господин подполковник? – Да, господин поручик, – ответил Горецкий сухо, – не изволите ли взглянуть на эту запись. Не ваша ли это рука? Борис услышал шуршание страниц и затем удивленный голос: – Нет, ваше высокоблагородие, не моя! – Людвиг Карлович, голубчик, взгляните, как, на ваш взгляд, не его? Видимо, Карнович подошел к столу и нагнулся над журналом. – Затрудняюсь… это ведь, господин подполковник… – Да, голубчик, это ведь ваша рука. Объясните, милейший, каким образом тот же самый почерк видим мы на этом открытом письме? Борис услышал в соседней комнате глухой звук удара, короткий хриплый крик, звук падающего тела и властный окрик Горецкого: – Вестовой! В ту же секунду Ордынцев распахнул дверь и ворвался в кабинет Горецкого. Там он увидел картину, достойную кисти баталиста. Рослый мужчина в красно-черной форме корниловского полка, с погонами поручика, лежал на полу, издавая слабые стоны. Из его разбитой головы сочилась кровь. Возле стола боролись Горецкий и Карнович – штабс-капитан пытался вырвать у Горецкого револьвер. Борис в один прыжок оказался возле борющихся и с размаху ударил Карновича в челюсть. В этот удар он вложил воспоминания о своем первом допросе в Феодосийской контрразведке, и, должно быть, воспоминание оказалось достаточно ярким, потому что штабс-капитан отлетел на другой конец комнаты и, съехав спиной по стене, устроился на полу в явном нокауте, как называют такое положение спортивные англичане. Дверь кабинета распахнулась, и на пороге показался запыхавшийся вестовой. – Двоих солдат сюда и фельдшера! – отрывисто приказал Горецкий. Через несколько минут фельдшер хлопотал над поручиком Ковалевым, а солдаты поднимали очухавшегося Карновича. – Ну что поручик? – сокрушенно спросил Горецкий. – Ничего, мужчина он крепкий, рана заживет, вскоре будет как огурчик. – За это я его и выбрал. – Горецкий снял пенсне и потер переносицу. – Неудобно перед человеком, пострадал ни за что. Видно, врасплох его Карнович застал, а я-то думал, что он сумеет удар отбить… Вижу, Борис Андреич, что хотите объяснений, – обратился он к Борису, хотя тот стоял молча, – сейчас все разъясню, вот только с этого иуды допрос снимем… Карнович уже пришел в себя. Он стоял между солдатами и злобно косился на Бориса. – Ничего я вам не скажу! – воскликнул он истерическим высоким голосом. – Скажете, милейший, скажете, – в голосе Горецкого под наигранно дружелюбной интонацией звучал металл, – посидите сутки в камере без кокаина – все скажете. Карнович грязно выругался. – Вас ведь, Карнович, турки, верно, на кокаин и купили? Вы ведь русский человек с католическими шляхетскими добавками, никаких мусульманских корней не имеете, следовательно, возможны или деньги, или шантаж. Или наркотики… Увести его! – обратился он к солдатам. – Да как следует обыскать, чтобы никакого кокаина в камеру не пронес! Солдаты с Карновичем двинулись к двери, но на пути у них стоял Борис. – Моя бы воля, – сказал он Карновичу усмехаясь, – я бы тебе и воды в камере не давал, но господин подполковник гуманист, на такое не пойдет. А так бы быстрее дело вышло… – Мало я тебя на допросе бил, – прошипел Карнович, – нужно было вообще изувечить. – А ты, борода, – обратился Борис к одному из солдат, узнав в нем своего знакомого вредного Митрича, – головой ответишь, если арестованный сбежит или что в камере над собой сделает. Ремень у него отобрать, шнурки от ботинок и все такое прочее. Если что не так – своими руками тебя расстреляю… – Слушаюсь, ваше благородие! – рявкнул Митрич, скосив глаза на Горецкого. Тот молча кивнул, подтверждая слова Бориса. – Однако, – проговорил он, когда солдаты увели Карновича, – обещания, голубчик, нужно выполнять. Если что не так, придется вам с этим солдатиком разбираться. – Бросьте, подполковник, эти интеллигентские замашки, – разозлился Борис. – Вам нужно быстрее с этим делом покончить, а вы тянете, сутки ждать собираетесь. – Не думаю, – невозмутимо ответил Горецкий, – что Карнович протянет сутки, он и нескольких часов без кокаина не проживет. Так что вечером мы сможем задать ему все интересующие нас вопросы. Кабинет Горецкого опустел, Борис остался с глазу на глаз с Аркадием Петровичем. Он поглядывал на подполковника, который, в свою очередь, задумчиво разглядывал карту дислокации войск. Наконец, прервав затянувшееся молчание, Горецкий заговорил: – Открытое письмо, которое вы привезли, – это, выражаясь юридическим языком, косвенная улика. Строго говоря, она ничего не доказывает. Да, почерк, безусловно, Карновича, но содержание письма совершенно безобидно – возможно, и правда какая-нибудь графиня прибыла третьего и скончалась от инфлюэнцы. В Крыму сейчас собрался такой человеческий муравейник, что уследить за всеми невозможно. Посему единственная возможность уличить Карновича – заставить его раскрыться, выдать себя самому. Впрочем, с ним это проще, чем с кем-нибудь другим. Он кокаинист, поэтому вполне собой не владеет, неуравновешен, легко срывается. На это и был мой расчет. – А для чего вы пригласили поручика Ковалева? – Это психология, дорогой мой, важнейшая наука для человека, имеющего дело с раскрытием преступлений… А мы ведь с вами юристы, значит, к раскрытию преступлений причастны. – Сейчас, в такое время… – начал Борис недовольно, но Горецкий быстро прервал его: |