Книга Наследник, страница 61 – Александр Прозоров

— А еще я умею с духами кустов и деревьев разговаривать, птичьими глазами смотреть, звериные голоса понимать, — похвастался Избор.

— Здорово! Покажешь?

— Покажу, — согласно кивнул волхв. — Токмо не сегодня. Устал…

Он понурил юную голову, упершись лбом в руки и засопел.

Вербовщика это несколько удивило — сам он почти не захмелел. Однако, оглядевшись по сторонам, Ротгкхон понял, что Избор такой «уставший» уже не один. Очень долгий день, начавшийся на веслах, перемеженный бурными встречами и закончившийся пиром, дал о себе знать. Да и мед с брагой большинство пили не по глотку из кубка, а полновесными ковшами.

Святогор, о чем-то пошептавшись с Журбой, поднялся и отправился во дворец. Ротгкхон решил, что коли так — то и ему тоже пора домой…

Дверь на двор была заперта. Что, впрочем, для темного времени было вполне естественно. Вербовщик постучал — жена открыла почти сразу, порывисто обняла:

— Наконец-то! — Посторонилась: — Что так долго? Я уже волноваться начала, ночь на дворе.

— Зимава, — рассмеялся воин и красноречиво погладил рукояти ножей на поясе. — Что со мной может случиться?

— А я все равно волновалась, — заперла девушка дверь. — Есть будешь?

— Ты шутишь?

— Ну, мало ли… — повела плечом Зимава. — Может, вы там токмо здравицы кричали и мед пили.

— Нет, и кормит и поит свою дружину князь досыта. — Супруги вместе прошли в дом. — И даже спать укладывает. Но дома все-таки лучше.

Девушка сняла свои деревянные дворовые туфли, сунула ноги в тапочки, Ротгкхон стянул сапоги и повесил портянки сохнуть поверх голенища.

— Девочки спят, — прижала палец к губам Зимава, провела мужа на кухню, посадила на табурет ногами в лохань, придвинула миску с разведенным щелоком.

— Я сам, — предупредил вербовщик, смочил ладони в мыльном растворе, намылил ноги до щиколотки, девушка полила их водой, спросила:

— И что там было, на пиру?

— Славили князя, пили братчину, хвалили меня, храбреца этакого, и в дружину принимали.

— А раньше ты где был?

— Ну, раньше я был просто вроде как наемник, — пожал плечами Ротгкхон. — Теперь же стал всем воинам муромской дружины побратимом. Почти всем. Кроме меня, там было несколько десятков варягов, к братчине не подходивших. Они так, наособицу, и остались. А я теперь здесь свой.

— Ты мой герой, — протянула ему полотенце Зимава. — Я умница, с выбором мужа не ошиблась. Вот, тапки я тебе сшила. Теплые, войлочные. Скоро зима. Да и сейчас уже холодно бывает. Снизу кожа подшита, но на двор в них все же лучше не ходить.

— Спасибо, — натянул на ступни новенькие чувяки Ротгкхон. — Удобные.

— Значит, с размером не ошиблась, — взяла лампу девушка. — Пойдем, я постелила чистое белье.

Вербовщик внутренне напрягся, вспомнив перемешанную с оскорблениями ночную требовательность туземки — но в этот раз девушка даже не намекнула на его супружеские обязанности. Наоборот — спросила, не обидит ли, если положит голову ему на грудь?

— Нет, не обидишь, — не стал лишний раз обострять отношения Ротгкхон.

И Зимава, вытянувшись рядом на шуршащем под простыней топчане, сдвинула одеяло, прижавшись щекой к груди мужа. Улыбнулась:

— Стучит. Гулко. У тебя сильное сердце, леший. Наверное, очень горячее.

— Человеческое, — ответил он.

— Здорово. — Девушка прижалась еще крепче. Во влажных зрачках отражался красный огонек оставленной на полке у входа масляной лампы.

— Что ты так на меня смотришь? — не выдержал он.

— Ты самый лучший из мужчин, Лесослав. Я очень рада, что ты рядом со мной. Спи. Просто будь рядом, я согласна. Спи.

И она мысленно добавила: «Да, такого любить можно. Пусть даже без надежды на ответ».

* * *

С рассветом, отказавшись от завтрака, Ротгкхон опять облачился в парадные одежды — непробиваемая рубаха вместе с такими же суперпортками, чистые, но мокрые, качались на веревке — и отправился в детинец.

И совершенно напрасно — его там не ждали. Дворня не спеша разбирала пиршественные столы, стараясь не потревожить многих спящих дружинников. Бочки с пивом все еще оставались на своих местах — его потихоньку черпали усталые пробуждающиеся ратники. То ли еще пирующие, то ли уже. Но в любом случае — ни о какой княжьей службе сегодня речь явно не шла.

Однако въевшаяся в кровь имперская военная дисциплина так просто развернуться и уйти вербовщику не позволяла. Покрутившись во дворе, он поднялся во дворец, прошагал по коридорам первого этажа, взошел на второй — и наткнулся на трех играющих в кости стражников. Увидев иноземца, те вскочили, грозно схватились за рукояти мечей:

— Чего тебе надобно, сотник? Здесь покои княжеские, без особого дозволения хода нет!

— Сам не знаю, чего надобно, — пожал плечами Ротгкхон. — Пришел, потому как в дружину записан. Но вот нужна ли сегодня служба моя али нет, не пойму?

— Не беспокойся, иноземец, — расслабились ратники. — После пиров княжеских дружина завсегда дня три отдыхает. Кто крепок, брагу пьет…

— Кто ловок, девок тискает, — подхватил молодой ратник.

— А кто слаб — спит беспробудно, пока пинка не получит, — закончил самый старший, большеглазый, с рыжей курчавой бородой. — Послушай, иноземец, а правду сказывают, что одежда у тебя особая, колдовская, неуязвимая?

Вербовщик еле заметно улыбнулся, довольный тем, что нужные ему слухи все-таки расползаются, достал из поясной сумки платок, встряхнул:

— Не колдовская, служивый, а из драконьего волоса. Сварог такой всех ратников награждает, кои под его рукой службу несут. — Он вытянул руку и набросил на нее платок: — Режь!

— Чем? — растерялся стражник.

— Да чем хочешь! Это же драконий волос, его даже железом не одолеть.

Молодой ратник оказался шустрее — выдернул свой нож и быстро, с длинным оттягом, полосонул Ротгкхона по руке. Посмотрел, торопливо резанул еще два раза. Изумленно присвистнул:

— А по виду тряпка сатиновая!

— Меня это раз сто в бою спасало, — спрятал платок обратно в подсумок Ротгкхон. — Булгары думают, что бездоспешного поймали, и в грудь, живот али по спине рубят. А смотрись броня железной — по горлу бы метились или в лицо.

— Выходит, ты у самого Сварога службу нес? — неуверенно спросил рыжебородый.

— Я и сейчас на службе, — ответил вербовщик. — Сварог, древний наш прародитель, велик, и дружина ему надобна великая. Посему я, следуя его воле, путешествую по свету и охотников набираю к нему в войско идти. Доспех неуязвимый первой платой на службе идет.

— А меня в охотники ты можешь записать, сотник?! — загорелись глаза у молодого стражника.