Книга Лунный бархат, страница 48 – Максим Далин

Вовсе не укусило и не прокусило, никаких киношных эффектов — это неправда. Вранье, что кости хрустят и кровь хлещет. Долгий поцелуй — вот что это было на самом деле, ужасно долгий. Последнее, о чем я думал здраво — лучше бы меня накачали героином, от наркотического кайфа не было бы так… стыдно, что ли…

Я очнулся, сидя на полу у окна — как заправский наркоман. Мутилось в глазах и в мозгу, но я понял, что эти двое — Лешка и нечто — стоят в дверях кухни и смотрят. И что оно как будто смеется. Я хотел выругаться, но был совершенно не в состоянии даже рта раскрыть. Меня тошнило. Все вокруг плыло и качалось. Пожалуй, это состояние напоминало ощущения от кровопотери.

Оно нагнулось ко мне и спросило:

— У тебя есть мобильный телефон?

Я кивнул, сам не зная зачем. Оно обшарило мою одежду и вытащило «трубу» из кармана.

— Позвонишь, когда захочешь.

Оба рассмеялись и ушли, а я понял, что теперь уже можно расслабиться, прислонился головой к батарее и уснул.

Разбудил запах нашатыря и несколько оплеух, профессионально по-медицински выполненных. Передо мной на корточках сидела добрая тетенька, у нее в руках были вонючая ватка и сломанная ампула.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она встревоженно, будто ее действительно чрезвычайно интересовало, как я себя чувствую и не собираюсь ли сыграть в ящик.

— Великолепно, — сказал я сипло. Не сипло не получилось.

— Он и в вас стрелял? — спросила она.

— Нет, — сказал я, потому что он, кто бы он ни был, действительно в меня не стрелял.

— Его уже увезли, — сказала тетенька. — Не волнуйтесь.

Я нисколько не волновался.

— Неужели? А куда?

— В больницу. У нас с ним даже проблем не воз никло. Он бросил пистолет и начал плакать и прятаться. Вряд ли он будет опасен в ближайшее время.

— А в кого он стрелял-то? — спросил я. — Все случилось так быстро, что я как-то не понял.

— В хозяина квартиры и в Дмитрия Черных, если этого парня правда так зовут. Оба убиты наповал. Вам повезло.

— Да, — сказал я. — Мне повезло.

Из коридора доносились шорохи и голоса. Я прислушался.

— Это опергруппа, — сказала тетенька.

— Понятно, — сказал я и встал.

Меня тошнило и болтало из стороны в сторону, но я дошел, держась за стены и за мебель, до зеркала. И посмотрел, потому что мне тоже начало хотеться в психушку.

На шее был синяк. Обычный засос. А физиономия, зеленоватая, растерянная и нелепая, мне не понравилась. Это была нехарактерная для меня физиономия.

Тот, кто отражался в зеркале, выжил и как будто остался в своем уме. Только он уже был не в том мире, где все просто, мило и нормально — менты, понятые, тетенька-доктор со своей ваткой, трупы Вадика и его бойца с огнестрельными ранениями. В мире этого, отражающегося, водились похотливые мертвецы, водящие дружбу с Лешкой, у которых теперь был телефон и можно было в любой момент позвонить прямо в склеп или в ад, чтобы поболтать о жизни и смерти. Как весело! И я рассмеялся.

— Вы не употребляете наркотики? — строго спросила тетенька. Она взяла бумажку, чтобы записать.

— Нет, только пью, — сказал я. — Но — по-черному.

Энди смеялся, как шестиклассница, нагибаясь, всплескивая руками и прижимая ладони к щекам. Его глаза блестели, а лицо просто светилось чистой детской радостью — даже дождь не портил веселья. Лешка смотрел, как Энди смеется, и чувствовал что-то похожее на зависть.

— Ух, ну и типчик твой Дрейк! Убиться! Рожа такая! Непрошибаемая сволочь, да, Леш?

— А почему ты его защищать стал? На фига он сдался?

— Тебе лишь бы стрелять! Такая игрушка, ты что…

Лешка открыл машину. Энди немедленно устроился на заднем сидении.

— А куда мы едем, Леш?

— Подальше отсюда. Светлая идея — вызвать милицию и «скорую»! Тут сейчас полон двор народу будет. Так зачем он тебе нужен?

— Так просто. Хочу посмотреть, позвонит твой дружок или ручки на себя наложит.

— С чего это ему ручку на себя накладывать?

— Я ж его поцеловал.

— Как тех? Так что ж он не сдох сразу?

— Ну… зачем же непременно сразу? Успеется… Слушай, Леш, поехали в одно местечко, а?

— В какое еще?

Лешка вывел машину со двора. Автомобиль с синей мигалкой уже мелькнул в конце улицы.

— Ну, так, в одно место. Давай к центру. К площади Восстания… Ну посидим, выпьем немножко, я тебе покажу кое-кого…

— Клуб вампиров?

— Не смейся.

Лешка пожал плечами. Хоть замок графа Дракулы, все равно.

Потом грязный дождь барабанил в стекла, и пришлось включить «дворники», и лужи с треском вылетали из-под колес, а вокруг был город в мокрых огнях на черно-буром фоне. Энди вертелся на заднем сидении, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон, оценивал, как выглядит в куртке «унисекс» цвета хаки, в куртке Марго — другой было негде взять. Лешкины глаза время от времени сами собой влеклись к зеркалу заднего вида — и в зеркале он видел пустое сиденье и заднее стекло в мутных слезах.

И было не то, чтобы весело, но уже и не так погано, как раньше, а состояние примерно в тоне: «Развалинами Рейхстага удовлетворен». У жизни даже появился какой-то новый вкус… Только смутно раздражал телефон Дрейка в кармане Энди. Почему? Ну почему вдруг, твою мать?

— Останови вот тут, — сказал Энди и показал пальцем.

Тут, на важной центровой улице, между банком и еще какой-то пижонской конторой, в старинном здании, прошедшем тщательный капремонт (в смысле — ремонт вполне капитальный и весьма капиталистический) уместилось некое заведение. На шикарной стоянке дожидались дорогущие автомобили, с обеих сторон стеклянных дверей горели синим болотным огнем бронзовые фонарики — и неоновые буквы цвета голубого льда складывались в слова «Лунный бархат». Ночной клуб для тех самых.

Заведение и внутри казалось по-настоящему шикарным. Энди обдергивался и поправлял волосы, спросил: «Я — ничего, а?», и только после этого открыл дверь. Охранник, похожий на мраморную статую орка, одетую в камуфляж, ухмыльнулся при виде Энди, но Лешке, против его ожиданий ничего не сказал.

Из роскошно сумрачного зала доносилось журчание флейты и тянуло запахами сигаретного дыма, мерзлой земли и ладана. Лешка хотел тоже пригладить волосы, но он не нашел в холле зеркала. Только электрические свечи в тяжелых бронзовых жирандолях горели дрожащими голубыми огоньками, и тяжелые портьеры из темной, отблескивающей голубизной, похожей на старый бархат ткани свисали глубокими складками — и медленно колыхались на неощутимом ветру. Высокий потолок терялся в темноте — и там тоже мерещилось какое-то осторожное движение и скользили тени. Лешка слегка передернулся.