Онлайн книга «Сломанный бог»
|
Пока он прочищал горло, лорд Палл внимательно посмотрел на Данло, и Данло вспомнил, что цефики будто бы способны определить по лицу и речи человека, правду он говорит или лжет. Вспомнил он и тот нескончаемый, незабываемый момент в библиотеке, когда воин-поэт сказал ему, что прочел правду на лице страдающего Хануманз; – Я должен спросить молодого послушника, угрожал ли когда-либо Хануман ли Тош жизни послушника Педара. Данло на миг прикрыл глаза и ответил: – Нет. – А ты сам угрожал убить Педара? – Нет. – Это ты убил Педара? Данло набрал воздуха, чувствуя, что глаза лорда Палл а прожигают его, как лазеры. Все остальные лорды тоже смотрели на него. – Ты был причиной падения Педара Сади Санара с лестницы? – повторил Цицерон. – Да… возможно. По залу прошел тихий вздох, и лорды закачали головами. Бардо с недоверием воззрился на Данло. – Расскажи, как ты убил его. – Я… представил его мертвым. – Что? – В воображении. Я увидел, как он падает с лестницы. – Но ты не толкал его? Не подавал ему в тот день еды или питья? Ничего не подмешивал ему в вино? – Нет. – Ты совершил какие-нибудь физические действия, чтобы сбросить его с лестницы? – Я желал ему зла. Хотел, чтобы он умер. Моя воля… привела к этому несчастью. – Это все? – А разве этого мало? Лорд Цицерон посмотрел на лорда Палла и тот слегка приподнял указательный палец. Цицерон цыкнул больным зубом и сказал: – Любой, кто подчинялся бы такому, как Педар, мог желать ему смерти. За мысли мы тебя не виним. Нам ясно теперь, что за случай с Педаром ты ответственности не несешь. – То-то же, – пробормотал Бардо. Лорд Цицерон, очевидно, не расслышав его, наставил на Данло костлявый палец. – Во всяком случае, мы не можем обвинить тебя в том, что ты был непосредственной причиной его смерти. Но, может быть, от твоего имени действовал кто-то другой? Ты слышишь меня, молодой послушник? Возможно ли, что Педара убил Хануман ли Тош? – Нет. Я не могу в это поверить. Данло поднял глаза к звездному куполу и произнес про себя: «Я не стану этому верить». – Верить – одно, а знать – другое. Ты знаешь, что он убил Педара? – Нет, – после секундного молчания ответил Данло. – Но ты должен знать, был ли Хануман в своей постели, когда… – Ей-богу, это уж слишком! – Бардо взгромоздился на ноги, побагровев от ярости, и погрозил своим кулачищем лорду Цицерону. – Вы перегибаете! Хватит его допрашивать – мало вам, что вы обрекли на смерть его народ? Что с вами такое? Это вы гнусный убийца – вы, а не он! – Молчать! – Палец лорда Цицерона нацелился на Бардо. – На колени, пилот! – Сам молчи, не то я заткну тебе рот оплеухой. – Что вы сказали? – Заткнись, пока цел. – Что-о? Бардо, пошатываясь на массивных ногах, рявкнул: – Тебе торговые фрахты возить, а не служить пилотом в Ордене! – Я Главный Пилот Ордена, а вы давали обет послушания! – Ей-богу, это я должен был стать Главным Пилотом, а не ты! Тогда я напомнил бы тебе, что долг и слава пилота состоят в поиске невозможного – хотя бы лекарства от этого проклятого вируса. – Если вы немедленно не преклоните колени… – И еще напомнил бы о том, что Главный Пилот должен быть для послушников примером и наставником, а не инквизитором. Указующий перст лорда Цицерона затрясся – то ли от страха, то ли от гнева, а голос сделался обманчиво спокойным. Можно было подумать, что он нарочно провоцирует Бардо. – Тем не менее Главный Пилот я, а не вы – Мастер Наставник. Я полагаю, что назначение – или смещение – Мастера Наставника относится к чисто административным действиям и потому входит в компетенцию Тетрады. – Он с улыбкой поклонился трем другим лордам, сидящим с ним за одним столом. – Но это Мэллори Рингесс назначил меня, Бардо, Мастером Наставником, прежде чем покинуть Невернес. Сам Рингесс. – А мы, четверо лордов, в силе отменить это самое неразумное из его распоряжений. Ваш друг оказал вам плохую услугу, дав вам пост, превышающий ваши способности. И оказал столь же плохую услугу Ордену, покинув Город и предоставив вам измываться над послушниками. – Ей-богу, я все-таки дам тебе в морду! Бардо двинулся было к лорду Цицерону, но Данло, не вставая с колен, сжал ему запястье, ощутив мощь его бугристых мускулов. С детства работая на холоде, Данло закалился и стал очень сильным, но все же Бардо легко мог бы вырваться. Однако что-то, видимо, удержало Мастера Наставника. Он посмотрел на Данло сверху, рыгнул, улыбнулся и сказал тихо: – Ладно, пусти. Большинство лордов, очевидно, утвердилось в мнении, что багроволицый Бардо, ревущий, словно мускусный бык, представляет непосредственную физическую угрозу для их персон. Главный Печатник отправил послушника за кадетским патрулем, а другие, в том числе и Ченот Чен Цицерон, съежились на своих стульях, стараясь не встречаться с Бардо взглядом. Собственно говоря, им всем следовало бы встать, окружить Бардо, пристыдить его и призвать к порядку. Этого требовали каноны Ордена, те, которые главные специалисты, будучи кадетами, столь рьяно проводили в жизнь. Но теперь они состарились и уже много лет не прибегали к насильственным действиям. Из Тетрады только лорд Васкес и лорд Николос поднялись, чтобы усмирить Бардо. К ним присоединились Родриго Диас и еще несколько человек, но большинство осталось на местах. – Подождите! – Ченот Чен Цицерон, набравшись наконец мужества, тоже встал и возглавил группу лордов, наступавших на Бардо. – Не пошел бы ты, – пробурчал тот. – Вы больше не Мастер Наставник! – вскричал Цицерон. – Нассал я на тебя! – взревел Бардо. Вслед за этим он сделал нечто беспрецедентное за всю трехтысячелетнюю историю Ордена. Освободившись от Данло, он расстегнул «молнию» на брюках и вытащил член, самый длинный и толстый, который Данло видел между ног у человека, багровый и раздутый, как у шегшея. Придерживая свой внушительный орган пальцами, Бардо пустил струю на пол, а затем направил ее на Ченота Чен Цицерона и засмеялся, когда Главный Пилот отскочил назад, едва не запутавшись в собственных ногах. Струя хлестала туда-сюда, удерживая на расстоянии других лордов, и Бардо грохотал, содрогаясь от смеха. После выпитого ночью пива в нем плескался целый океан жидкости. Данло дивился его вместительности. Моча растекалась ручьями по черным плитам пола и впитывалась во фравашийский ковер. Темно-янтарная, почти оранжевая, она разила сахаром и козьим корнем. Данло понимал, что через несколько мгновений – или унций – ковер у него под коленями промокнет, однако сохранял свою учтивую позу. |