Книга Камень Света, страница 196 – Дэвид Зинделл

Я посмотрел на своих друзей, и они достали джелстеи. Неожиданный свет огнекамня Мэрэма и хрустального шара Атары, не говоря уже о маленьком синем ките Лильяны, варистеи мастера Йувейна и черном камне Кейна, потрясли всех в комнате. Нигде в Эа люди не испытывают такого трепета перед джелстеи, как иманиры.

– А где же сарастрия? – спросил Барри.

Имайра дал мне разрешение достать меч, и так я и сделал, направив его на восток. Серебряное лезвие засияло глубоким светом.

– Видишь? – сказал Имайра, вставая и глядя на Барри.

Великаны и великанши, все сто человек, воскликнули, что на иманиров снизошло чудо и наши жизни следует пощадить.

Такое решение не устроило Барри.

– Надо удостовериться, действительно ли это высшие джелстеи, – сказал он, указывая на камни, которые мы держали в руках. – Подвергнуть их проверке.

Однако проверить красный кристалл Мэрэма оказалось нелегко, так как солнце отсутствовало; не удалось проверить и силу остальных джелстеи моих друзей. Барри пришлось удовлетвориться предложением Хротмара: чтобы принесли алмаз и удостоверились, сможет ли Элькэлэдар оставить на нем отметину. Улла, старейшая из урдахиров, пожертвовала для испытания свое обручальное кольцо. Она протянула ко мне руку, велела подойти с мечом поближе, и казалась совершенно очарованной, когда я поднял клинок и рассек алмаз.

– Это серебро! – воскликнула она, высоко поднимая кольцо и не сводя с меча древних глаз. – Серебро, которое приведет к золоту.

Сначала я подумал, что Улла знает слова песни Альфандерри. Но тут многие иманиры в комнате принялись шепотом повторять свое древнее поверье о том, что тайны серебряного джелстеи ведут к созданию золотого.

– Ты одарен великой вещью, – сказал мне Хротмар, глядя на меч. – Кто мог бы подумать, что чужеземец принесет в нашу страну серебряный галастеи?

– Серебряный галастеи, – проворчал Барри, – что эти чужаки знают о нем? Что они на самом деле знают о любом галастеи?

– Мы знаем, что серебро порой ведет к жажде золота, – сказал я, убирая меч в ножны.

С этими словами я достал из кармана туники Фальшивый Джелстеи, что мы отыскали в Библиотеке, прошел по помосту и сунул его в руку Барри.

– Галастеи! Это Галастеи! – воскликнуло множество голосов.

Но Барри, у которого был более опытный глаз, молча держал золотистую чашу под светом яснокамней. Когда я объяснил, что это, он кивнул, словно соглашаясь.

– Говорят, в древние времена иманиры делали такие чаши, – сказал он, с изумлением глядя на джелстеи. – Может быть, они сделали именно эту.

– Если так, то возьми ее для твоего народа.

Голубые глаза Барри заледенели.

– Наше милосердие не купить!

Я гордо выпрямился, ощущая, что моими устами говорит отец.

– В моей стране, когда получают дар, обычно говорят «спасибо». И ищем мы не милосердия, а справедливости.

Однако я знал: подобная речь не убедит Барри в том, что я на самом деле хочу помочь его народу.

Мой упрек ранил иманира, мохнатые пальцы гневно сжались вокруг чаши, и она почти исчезла в его огромной ладони.

– Большую часть истории чужака мы никогда не сможем проверить. Его происхождение от Элахада, этот мерцающий тимпум, которого видят только чужаки, менестрель с чарующим голосом…

– Мы видели, как горел Кайшэм, – сказал, поднявшись, какой-то крепкий мужчина. – Мой брат и я возвращались из Южного предела и видели огонь.

– Не перебивай меня! – загремел Барри. Он повернулся и посмотрел на других старейшин, – Вы видите, что чужаки уже лишили нас манер? Что, если они также лишат нас возможности справедливо судить?

– Мы сможем судить справедливо после того, как узнаем правду, – заверил его Хротмар.

– Но мы можем никогда не узнать, где здесь правда!

В этот момент Аудумла достала синеватый камень размером с яйцо орла, похожий на бирюзу, и покатала его в тонких изящных ладонях.

– Ты не прав, Барри. Вскоре мы узнаем, правдива ли история чужаков.

– Но этого не может быть! Мы не делаем камней истины вот уже тысячу лет.

– Мы – нет. Это семейная реликвия.

Из последовавшей дискуссии я заключил, что камни истины были видом низших джелстеи, родственных синему джелстеи Лильяны. Они не позволяли заглядывать в разум другого человека, но были способны различать определенные настроения, например истину или ложь.

Барри с сомнением и плохо скрытой ненавистью посмотрел на Аудумлу.

– Среди нас не было правдовидиц вот уже тысячу лет.

– Кроме женщин моей семьи.

– Почему же они не говорили об этом?

– Чтобы ненавистники обливали их презрением?

Я заметил, что глаза Лильяны наполнились слезами, когда Аудумла сказала это.

– Презрение – это последнее, что могла бы заслужить правдовидица, если бы только не стала использовать дар против своего народа.

– А как должна она его еще использовать, если чужаки уже тысячу лет не приходят к нам и проверять некого?

Старейшины снова собрались в круг, чтобы обсудить неожиданный поворот дел. Потом они заняли места на подстилках, и по комнате разнесся гулкий голос Хротмара:

– Мы поверим тому, что скажет нам Аудумла, другого выхода нет. Мы согласны позволить сэру Вэлаше пройти испытание, если на то будет его воля.

Так как на меня уставились две сотни иманиров и шестеро моих друзей, выбор был небогатый.

– Испытайте меня, если хотите.

Аудумла велела мне подойти ближе и преклонить колени на помосте, потом поднесла ко мне синий камень, держа его в ладонях. Я положил на него руку. Камень нагрелся от жара ее тела и на ощупь казался более пористым, чем кристалл высшего джелстеи. Казалось, он впитывает мой пот и изучает пульсацию крови в ладони. Я вспомнил, что такие джелстеи также называли камнями касаний, так как, казалось, они проникали сквозь плоть, дотрагиваясь до сердца.

– Все, что я сказал сегодня вечером, было правдой.

Я посмотрел прямо в глаза Аудумле и убрал руку. Ее большие ладони сомкнулись вокруг камня. Глаза правдовидицы закрылись, и она погладила его, как мать, ощущающая эмоции ребенка по прикосновению к мокрой от слез щеке.

– Все, что ты сказал нам, – правда. Но ты не сказал нам всей правды.

Две сотни иманиров в зале ждали дальнейших слов, однако Аудумла замолчала.

Тогда заговорил Хротмар. Старому мудрецу не нужны были джелстеи, ни высшие, ни низшие, чтобы понять, какую именно часть своей истории я оставил незавершенной.