Онлайн книга «Кольцо принцессы»
|
Не упылил, оказался на месте и открыл после условленного стука. — Дай бутылку, — Герман протянул деньги. — Бери две, — сказал прапорщик, считая купюры в полной темноте — знал их на ощупь. — Все равно два раза бегать… — Давай три. Сучков подал водку — чистый, суровый самопал собственного приготовления: слитый из противообледенительных систем спирт разводился водой тут же, в гараже, разливался по бутылкам и закупоривался, как на заводе. — А девочку, м-м? Есть две, на выбор. — Это идея! Давай без выбора. — До утра полштуки наших. И бабульки вперед. В черных недрах бокса послышался шлепок закрываемой автомобильной двери. Шабанов отдал деньги и, не дожидаясь, когда путана выберется из гаража, пошел вперед, распихивая бутылки по карманам, а одну оставил в руках, как гранату — словно на амбразуру лез. Она догнала уже возле домов, что-то доедала на ходу. — Привет! Меня зовут Анжелика. — Ладно, — обронил он, даже не замедлив шаг. — Пусть будет так. Давай выпьем из горла? — А что, мы никуда не пойдем? Прямо здесь… — Нет, пойдем. Выпить хочется. Он отвинтил крышку и сделал три больших глотка. Ночная бабочка подала ему остатки бутерброда с колбасой. — Закуси, — отпила глоток. — Мне много нельзя. Шабанов сжевал закуску с отвращением, словно комок грязи, однако не стошнило — значит, уже начался процесс адаптации. Когда подошли к дому, Анжелика чего-то испугалась. — Ты здесь живешь? — Живу, пошли, — бросил он, открывая дверь подъезда. — Что, пхашароп? — Как?.. Не знаю… Что значит… — Пхашароп значит только пхашароп и ничего больше. — Здесь опасно. Сучков запретил, — она вроде бы даже попятилась, — командирский дом, если увидят… — Деньги заплачены, вперед! На лестничной площадке, пока он отпирал дверь, она откровенно рассматривала его, и прежде, чем переступить порог, спросила осторожно: — Ты не садист? Нет? — Что, похож? — Герман втолкнул ее в квартиру. — Иди, не бойся. Анжелика сняла плащик и точно пошла к двери ванной комнаты — знала расположение командирских квартир, однако Шабанов остановил. — На кухню шагом марш. Пить будем. — Ты алкоголик? Или кто? — Пришелец с того света. Меня уже искать бросили, похоронили, а я явился, — он выставил два стакана, хладнокровно вытащил из «малямбы» и отбросил в сторону парашют, достал оставшиеся банки и упаковки с продуктами. — Это заметно… До утра меня взял? — Как получится, давай пей. Сам рванул залпом стакан и сразу же налил второй — она смотрела с испугом, боялась за себя, а он даже лица ее не видел, и не пытался увидеть. — Еда у тебя вкусная, — зачем-то похвалила она, возможно, хотела задобрить. — Дерьмо, — сказал Шабанов и опрокинул второй стакан. — Много не пей, водка плохая, — предупредила Анжелика все с той же целью. — Мы ее сами делаем, из спирта. Он уткнулся лицом в руки, сложенные на столе, дождался, когда хмель прокатится по жилам и достанет головы. — Хорошо стало… — Мне идти в ванную? — Погоди, еще не созрел… Ты выпей, выпей, чтоб не страшно было. Ей от таких слов как раз и стало страшно. — Ты когда-нибудь летала? — он встал, разминаясь и облегченно взмахивая руками. — Во, буря по телу разливается! — То есть, как? — Анжелика покосилась на окно — пятый этаж. — На самолете? — Да нет, в свободном полете, как ночная бабочка. — Никогда… — Тогда почему тебя зовут — ночная бабочка? Нет, ты должна летать! Обязана! — Почему — обязана? Я не умею! Не умею плавать и летать! — Но ты же крылатое насекомое! — Я не крылатое! — боязливо хохотнула она. — И высоты боюсь! — Сейчас проверим. — Шабанов первый раз взглянул на путану. — Некоторые думают, что не умеют летать. Будто они просто насекомые… А придет миг, откуда-то крылья берутся. Пощупай, у тебя на спине нет наростов? В области лопаток? — Нет… Никаких наростов… Ни в какой области… — Жаль, — он хватил третий стакан. — Тогда и поговорить не о чем… — Знаешь, мне надо в туалет, — она пошла бочком мимо Германа, однако тот схватил за руку, усадил на место. — Сиди и пей! Еще не выпила, а уже в туалет… — Но я писать хочу! — Что хочешь?.. — В туалет! Писать! Он сделал движение руками, словно выпустил птицу. — Иди. Только на улицу иди, у меня туалет не работает, на ремонте. Он видел сквозь дверной проем, как крыльями летучей мыши вспорхнул плащик, слышал, как щелкнул автоматический замок и горох каблучков рассыпался по ступеням. Завтра будет рассказывать товаркам, как смылась от какого-то маньяка из командирского дома… — И мне пора. — Шабанов ушел в спальню и поднял с полу «Бизона». — Жили-были три японца, Як, Як Ци Драк, Як Ци Драк Ци Драк Ци Дроне… Выщелкал патроны из магазина, поиграл ими, пересыпая как золото, из руки в руку, выбрал один, самый красивый, и зарядил пистолет. Половина третьего ночи, выстрел вряд ли услышат… — Жили-были три японки, Ципе, Ципе Дрипе, Ципе Дрипе Лимпопони… «Вообще-то стреляться в квартире мерзко, тем более, с калибра девять миллиметров. Мозги разлетятся по стенам, у того пятнистого на реке полчерепа снесло… В квартире уж точно потом никто жить не станет». — Пхашароп! «И бардак оставлять после себя нехорошо. Ободранные стены — ладно, человек хочет жить, если ремонтирует дом, а следы пьянки на кухне, вскрытые банки, раскрошенный хлеб, стаканы с водкой и на одном помада — все мерзость!» — Вот они переженились: Як на Ципе, Як Ци Драк на Ципе Дрипе, як Ци Драк Ци Драк Ци Дроне на Ципе Дрипе Лимпопони… Это было упражнение для отработки дикции, детский стишок, который бормотал отец, когда запил после неудачи с махолетом, и доказывал матери, что он трезв. Пьяному таких словесных кружев было не сплести, а дальше они еще усложнялись, потому что у каждой японской пары родились дети с именами, более замысловатыми, у детей — внуки. И вот батя в любом состоянии четко выговаривал весь стишок до конца; самообладание и вестибулярный аппарат у него были в отличной форме, а сознание всегда чистым. |