Онлайн книга «Прекрасное видение»
|
– Ясно… – пробормотала я. – Что вам ясно?! – вдруг взорвалась Стелла. – Вы ее подруги – так как же вы не знаете ничего? Ее нет целую неделю, а вы не знаете? Да найдите хотя бы этого грузина, черт возьми, кто он?! – Это Георгий Барсадзе, – зло сказала я. – Вор в законе. – Что?! Этого только не хватало… – С минуту Суарес молчала. Затем глухо спросила: – Она впуталась во что-то? Да? Что-то серьезное? – Мы не знаем. – Что я еще могла ответить? Наступило молчание. Катька, о которой я совсем забыла, толкнула меня локтем в бок. Я обернулась. Она выразительно постучала пальцем по запястью. – Стелла Эрнандовна, мы пойдем. Уже поздно. Суарес проводила нас до дверей артистической. – Не заблудитесь. Третья дверь направо, лестница. Потом – по коридору, там светло. Не переломайте ноги. Мы были уже внизу, когда нас снова окликнул резкий голос: – Когда найдется – позвоните мне! Обязательно! Слышите – непременно! Днем я здесь, ночью – звоните домой! – Позвоним, – пообещала я. В кармане лежал адрес Моралеса и телефон Стеллы, рядом хмуро сопела Катька, в голове был полный винегрет. На темной улице хлопьями валил снег. На остановке, кроме нас, не было никого. Троллейбус не торопился подходить, и вскоре стоящая напротив меня Катька была похожа на сердитого снеговика с красным замерзшим носом и в платке с бахромой. – Чего ты надулась? – глядя в сторону, спросила я. – И в мыслях нет. – Я же вижу. – А раз видишь – чего спрашиваешь? – вдруг огрызнулась Катька. – Сука она, Вандка! Подруга называется! Шесть лет нам врала! Танцует она, как же, выходит в массовке! Звезда наша, блин, незаходящая! И как я сразу не догадалась? Если б танцевала – сидела бы она в нашей богадельне с бумажками, дожидайся! Фря несчастная… Все Бесу расскажу – может, успокоится наконец-то! А то сам из-за этой фифы не женится и другим жить не дает! Ненормальная, ей лечиться надо было, а не налоги собирать… В том, что Яшка «успокоится», я сильно сомневалась. Тем не менее сказала: – Не смей. – Что-о? – Катька повернулась ко мне, сузив глаза. Назревал скандал. – Ты что, не понимаешь?! Она же психованная! Шесть лет, с ума сойти! И ведь придумывать же все это надо было! Ах, выступаем в ЦДРИ, ах, выступаем в Колонном зале! То-то она нас ни на один концерт не пригласила! А мы, как дуры, уши развешивали! В дурдоме ей самое место, вот так, ага! Интересно, а если бы мы без приглашения явились? Как бы она, прима наша, выкручивалась?! Катька орала безобразным визгливым голосом, который Бес метко называл «ножом по унитазу». Редкие прохожие недоуменно оборачивались, я морщилась, безуспешно пытаясь вставить хоть слово. Наконец мне это удалось: – А почему ты к этой психованной на Бесов жаловаться бегала? А?! Ну вспомни, вспомни! А кто ей в коленки плакался, что они тебе жизни не дают? А кто тебе сопли вытирал, когда тебя Пашка Филимонов бросил? Что? Забыла, да? – Не забыла, – стушевалась Катька. Помолчала, насупилась. – Но все равно же паскудство это, Нинк… Зачем врать было? Перед нами-то чего выпендриваться? Возразить на это было трудно. В молчании мы доехали до дома, условились созвониться завтра и разошлись. На кухне царила идиллия: бабуля с Осадчим сидели за столом и, дымя в две сигареты, сражались в дурака. Понаблюдав некоторое время за игрой, я заметила, что бабуля передергивает. Петька явно об этом догадывался, но почему-то строил из себя лопуха и ненатурально удивлялся: – Что это сегодня не фартит совсем? Софья Павловна, вы меня без получки оставите! – Мальчик, не везет в игре – везет в любви, – утешала бабуля, лихо прикупая козырей. – Ниночка, ну как? Марсианка наша не нашлась? – Нет. – Я ушла к себе. Зажгла торшер, вытащила из сумки папку с рисунками, которую утром забрала из квартиры Ванды, и залезла с ногами на диван. Нужно было подумать. Марсианка, Марсианка… Как вышло, что мы ни о чем не знали? Один за другим мне вспоминались наши разговоры. – Ванда, можно у тебя переночевать? – Ночуй, пожалуйста, только меня не будет. Я на концерте. – Ванда, приходи к нам, мы с мамкой «Наполеон» печем. – Катька, завтра у меня концерт вечером. – Вандка, в кино не хочешь? В «Авроре» с твоим Аль Пачино чего-то крутят. – Бесик, в другой раз, мы программу работаем. Для чего, зачем ей нужно было обманывать нас – ближайших друзей? Куда она уезжала на самом деле? Связано ли это с найденными рисунками? Ванда не была верующей, это я знала наверняка. В ее квартире не висело ни одной иконы, она никогда не ходила в церковь. Более того, ее страшно раздражал тяжеленный золотой крест, отягощающий грудь старшего Беса. – Яшка, как тебе не стыдно, сними. Ты же мелкий рэкетир! – Какой такой мелкий? – оскорблялся Бес. – Сходи на барахолку, они тебе скажут, кто там мелкий! У меня вся шелупонь на цырлах бегает! – Неважно. Это грех – для красоты носить крест. – Не для красоты, а для понта. Отвяжись, а то перстень с печаткой куплю. Последнее почему-то пугало Ванду еще больше, и Яшка с крестом на время оставался в покое. Я снова и снова перелистывала листы. Богородицы смотрели на меня внимательно и печально, в темных, неестественно больших глазах стоял укор. Три наброска я, поколебавшись, отложила в сторону. В их чертах виделось что-то неуловимо знакомое. Зажмурившись и сжав ладонями виски, я пыталась вспомнить – что. Скрипнула дверь, вошел Осадчий. – Продулся вчистую, – сообщил он. – Шулер твоя бабка. – Незачем было с ней в поддавки играть. Ты знаешь, который час? – Знаю. Метро уже закрыто. – Пешком доберешься, ничего. Шагом марш. – Нино-о-он… Да я на полу лягу, если у тебя крыша уехала… – Если у меня что?.. – Ну, Нин! Что ты к словам цепляешься? Смотри, какой там снег! – Не жми из меня слезу. – Я закрыла глаза, чтобы не видеть жалобной Петькиной физиономии. Откинулась на спинку дивана. – Сколько мы уже в разводе? – Нинон, ну что ты, ей-богу… – Я спрашиваю – сколько? – Ну, второй год… – Не второй, а третий. До сих пор бабу себе не смог найти? При твоей-то роже? Дур неоприходованных по улице мало ходит? И покормит, и обстирает, и на водку даст. – То-то и оно, что дуры, – зло сказал Осадчий. Направился было к выходу, но с порога обернулся. – У этой Суарес были? – Были. Ничего. – Мне не хотелось обсуждать с ним то, что внезапно выяснилось о Ванде. |