Онлайн книга «Танец Бешеной»
– Но ведь у вас такое воздействие запрещено законом? – сказал француз. – Ценное наблюдение, – фыркнула Даша. – Вы еще не заметили, что в наших краях есть милая привычка нарушать законы? Насколько я помню, и у вас во Франции есть такая народная традиция, не зря же у Ги Дюруа голова седая? Так что не будем все списывать на нашу сибирскую дикость. – Она отвела пистолет от головы Марзукова и по неистребимой привычке вместо подоконника уселась на край стола. – Давно развлекаетесь? – Больше года, – убито сказал Марзуков. – Процентик-то капал приличный? – Москалец с Агеевым грабастали львиную долю. А я все тратил на Юльку. У нее запросы выше Останкинской телебашни… Даша оглянулась на стол, где в рамочке стояла цветная фотография белокурой очаровашки: – А я слышала, она сетует на папочку, не умеющего жить… – Потому что он все перегоняет за бугор. Черт его знает, что там получится с будущим президентом. Вернее, не перегоняет, ему оттуда же перечисляют… – Германцы? – Знаете уже? – Знаем, – сказала Даша. – Вы в связи с этим никого, милок, заложить не хотите? Самое время. – Это фон Бреве. Хотя никакой он не фон, и имя какое-то другое, Терминатор однажды обмолвился… – От немца и получали кассеты? – Конечно. Они там, у себя, заряжали… А все остальное они разрабатывали втроем – фон Бреве, Москалец и Агеев. Районы компактного сосредоточения мелких акционеров, персоналии крупных. – А вас на эти военные советы так-таки и не приглашали? – Приглашали, – нехотя сознался Марзуков. – Но мое дело – насквозь подчиненное. Мне просто говорили, где следует устроить кабельное, даже репертуар фильмов сплошь и рядом они утверждали. Москалец улаживал все с лицензиями и инстанциями – у нас же чиновнички дерут с живого и с мертвого, семь потов прольешь и мешок денег раздашь, если обычным путем… От меня ничего не зависело! Почти что ничего, понимаете? – Понимаю, – сказала Даша. – Ягненочек среди волков. – Легко вам издеваться… Думаете, мне самому такое пришло бы в голову? – Да нет, – сказала Даша, внимательно обозрев его. – Тебе бы не пришло… – Дела на студии шли из рук вон плохо, другие перехватывали постоянно почти всю рекламу, Юлька от безденежья на стену лезла, кричала, что обязательно разведется. Мне даже стало казаться, что у нее кто-то появился… Хоть в петлю лезь! И тут, когда Юльки дома не было, навещает меня тесть с коньяком. Начинает ходить вокруг да около на мягких лапках. Сначала дальше намеков и не продвинулись… – А потом ты недвусмысленно дал понять, что готов продать душу дьяволу за звонкую монету? – Я сказал, что уголовщиной заниматься не буду, но если подвернется что-то чистое, готов… – Ну да, это не уголовщина, – сказала Даша. – Игра в чику. – Но ведь это, если вдумчиво разобраться, совершенно безобидно. Вроде МММ. Мавроди не возвращал деньги, а мы за акции расплачивались честно… – Ну знаешь, еще немного – и я тебе брошусь на шею, рыдать буду от умиления, – сказала Даша. – Экий ты у нас двигатель прогресса… А как насчет всей карусели с кровью и убийствами? – Это уже Агеев. Я в жизни пальцем никого не тронул… – Кто убил Сомова? – Не знаю… Агеев. – За что? – Не знаю. – Почему же тогда знаешь, кто убил? – Да что вы меня подлавливаете? – Что-то ты осмелел, дружок, – сказала Даша, поигрывая пистолетом в опасной близости от его лица, вновь побелевшего, как полотно. – Лапшу мне вешать начал… Ну? – Сомов случайно обнаружил содержимое. К о д. Двадцать пятый кадр. Начал мне намекать, а потом прямо потребовал взять в долю. Я рассказал Агееву… – За чарочкой словами перебросились? А зачем положили москвичей? У вас ведь с юридической точки зрения все было чисто, права на «Сатанинскую гавань» куплены законно. Чего было бояться? – Агеев вдруг решил… То есть, я так подозреваю. Некому больше. Меня же не было в Шантарске! Я в Германию летал… за кассетами. – «Баранов» – это Агеев? – Агеев. – А Ольминскую зачем понадобилось убивать? – Не знаю… «Врет, – решила Даша. – Не из одного страха потеет, как белый медведь в Африке. И глазки неспроста бегают…» – Хорошо, а Житенева кто убрал? – Он же застрелился из Ольгиного «Макара». До «белки» допился, с Сатаной заигрался, ну и… – А эти так называемые террористы? Случайно они хлопнули, помимо охранника, тех двух? Или тут была своя цель? – Меня же не было на студии… Даша ласково спросила: – Кысик, вот ты кого больше сейчас боишься – меня или Агеева? «Пожалуй, все-таки Агеева, – ответила она сама себе. – Мы с французом – зло внезапное, новое, мимолетное, а Терминатор, Агеев в жутком ореоле всех смертей – зло устоявшееся, знакомое, свое, насквозь изученное и оттого заслоняющее все прочие угрозы, даже пистолет под носом. Мы пока что грозим словесно, а Терминатор положил кучу народу…» – Вас… – Что же ты виляешь, тварь? Марзуков, собрав, должно быть, всю свою решимость, глянул ей в глаза: – Если уж пошли такие пляски, пусть каждый отвечает сам за себя. Вы ж, как я понимаю, сейчас не на государство работаете, а на мусью? Давайте полюбовно? Я про убийства ничего не знаю. Это Виталька Агеев. Самый настоящий Терминатор. Будет шагать с улыбочкой и резать с улыбочкой. У меня давно подозрение – ему нравится. Вы ведь вышли на усачевскую фирму… – Ага. Для чего, кстати, девочки служили? Подбирали компромат на тех, кто ящик не смотрит? И к сатанистам для того же кой-кого затягивали? – Похоже. Но тут уж целиком Виталькина вотчина… Да, я про Усачева начал. Знаете, почему уехала Ведьма? Она бы и замужем работала, та еще девочка. Из-за Виталия. Он на нее запал, заказал кучу платьев, незамысловатых, вроде ночной рубашки, и каждый раз это платьице резал прямо на ней. Десантным ножом. Она по пьянке проговорилась. Долго резал, по кусочку, на час, бывало, затягивалось. Иначе и трахаться не мог. Она его боялась жутко. – Но платил, надо полагать, хорошо? – Конечно. Только бывают ситуации, когда за деньгами погонишься – голову потеряешь. Потом началось и почище. Разрежет платье, положит Ведьму в постель и еще долго водит лезвием по телу. Везде. Ни разу не порезал, только гладил лезвием, – Марзукова передернуло. – Вот тут она и поняла, что пора сваливать, пока жива. У него к рыжим какая-то патологическая тяга. Потому и прилип к Ведьме. И о вас вспоминал, извините, слюнки пуская. Он умный, хитрющий, но что-то звериное всегда проглядывает, дикое… |