Книга Чернильная смерть, страница 47 – Корнелия Функе

холодной земле не появляются трещины.

Тур Oгe Брингсверд. Дикие боги

Кладбище комедиантов лежало на холме над заброшенной деревней. Карандрелла. Название сохранилось, хотя здесь давно никто не жил. Почему и куда ушли жители, уже забылось: одни рассказывали о чуме, другие — о голоде, третьи — о двух враждующих семействах, в конце концов перерезавших друг друга. Какая бы из этих историй ни была правдой, в книге Фенолио о ней не упоминалось, как и о кладбище, на котором Бродячий Народ погребал своих мертвецов рядом с могилами жителей Карандреллы, так что они остались соседями на все времена.

Узкая, каменистая тропа вела по заросшему дроком склону от пустующих домов к скальному выступу, откуда взгляд поверх Непроходимой Чащи мог свободно двигаться на юг, где вдали, за холмами, лежало море. Мертвым Карандреллы, говорили в Омбре, — открывается чудесный вид.

Кладбище окружала полуразвалившаяся стена. Для надгробий здесь использовали те же камни, что и для строительства домов. Живым — камни, и мертвым — камни. На некоторых были выцарапаны имена — неуклюже, как будто тот, кто их писал, наспех выучил буквы для того, чтобы вырвать любимое имя у безмолвия смерти.

Мегги шагала между могил, и ей казалось, что надгробия шепчут эти имена — Фарина, Роза, Лучио, Ренцо… Камни без надписей были словно стиснутые губы, печальные рты, разучившиеся говорить. Но, может быть, мертвым все равно, какие имена они носили раньше?

Мо все еще разговаривал с Орфеем. Силач разглядывал его телохранителя, словно мысленно мерялся с ним обхватом бицепсов.

Не надо, Мо! Пожалуйста!

Мегги посмотрела на мать — и сразу отвернулась, когда Реза встретила ее взгляд. Мегги сейчас почти ненавидела ее. Только из-за Резиных слез Мо и стоит сейчас здесь — из-за той ее проклятой поездки к Орфею.

Не только Силач, но и Черный Принц отправился с ними, и Дориа, хотя брат ему это запретил. Он стоял, как и Мегги, на дорожке среди могил и рассматривал предметы, лежавшие у надгробий, — увядшие цветы, деревянные игрушки, башмак, флейту. На одной из могил лежал свежий цветок. Дориа поднял его. Цветок был белый, как женщины, которых они ждали. Почувствовав взгляд Мегги, Дориа подошел к ней. Он был совсем не похож на брата. У Силача волосы были темнее и коротко острижены, а у Дориа они спадали волнами до плеч; Мегги порой казалось, что он сошел со страниц старинной книги сказок, которую подарил ей Мо, едва она научилась читать. Мегги часами рассматривала пожелтевшие картинки в полной уверенности, что их нарисовали крохотными ручками феи, о которых рассказывалось в этих сказках.

— Ты можешь прочитать буквы на камнях? — Дориа все еще держал в руках белый цветок.

Два пальца на левой руке у него не гнулись. Их сломал ему пьяный отец, когда Дориа пытался защитить от него сестру. Так рассказывал Мегти Силач.

— Да, конечно. — Мегги снова посмотрела в сторону Мо.

Фенолио передал с Баптистой записку: "Мортимер, Орфею нельзя доверять!" Бесполезно.

Не надо, Мо! Пожалуйста, не надо!

— Я ищу одно имя, — сказал Дориа смущенно, что с ним нечасто бывало. — Но я… я не умею читать. Я ищу имя своей сестры.

— Как ее зовут?

По словам Силача, Дориа как раз в тот день, когда Зяблик собирался его повесить, исполнялось пятнадцать. Мегги казалось, что он выглядит старше. "Может быть, — сказал на это Силач, — может быть, он и старше. Мать у нас не сильна в счете! Про меня она вообще не помнит, когда я родился".

— Ее звали Суза. — Дориа посмотрел на могилы, словно имя могло вызвать оттуда ту, которой оно принадлежало. — Брат говорит, что ее похоронили здесь. Только он точно не помнит, где.

Они нашли этот камень. Он зарос плющом, но имя ясно читалось. Дориа нагнулся и отодвинул плющ.

— У нее были такие же светлые волосы, как у тебя, — сказал он. — Лазаро говорит, что мама прогнала ее, потому что она хотела уйти к комедиантам. Он так этого матери и не простил.

— Лазаро?

— Мой брат. Силач, как вы его называете. — Дориа водил пальцем по надписи на камне.

Похоже, буквы были выцарапаны ножом. В букве "С" рос мох.

Мо все еще разговаривал с Орфеем. Тот протянул ему лист пергамента: слова, которые заказывала Реза.

Прочтет ли их Мо прямо здесь, если Белые Женщины действительно придут? Неужели они еще до зари снова окажутся в доме Элинор? Мегги сама не знала — печаль или облегчение она испытывает при этой мысли. И ей не хотелось в это вникать. Сейчас ей хотелось лишь одного: чтобы Мо сел на коня и ускакал отсюда прочь. А лучше бы он и не приходил, пусть бы Реза плакала сколько душе угодно.

Фарид стоял в стороне. На плече у него сидела куница. Мегги смотрела на него сейчас так же холодно, как на Резу. Фарид передал Мо требования Орфея, хотя знал, в какую опасность он ввергает ее отца, не говоря уж о том, что для них — Фарида и Мегги — эта сделка означает, вероятно, расставание навсегда. Но это Фариду безразлично. Ему нужен только один человек — Сажерук.

— Говорят, вы с Перепелом родом из далекой страны. — Дориа вытащил из-за пояса нож и стал соскребать мох с имени сестры. — Там все не так, как у нас?

Что можно на это ответить?

— Да, — сказала она, помолчав, — Там все по-другому.

— Правда? Фарид рассказывал, будто там есть кареты, которые ездят без лошадей, и черные шкатулки, откуда играет какая захочешь музыка.

Мегги невольно рассмеялась.

— Да, это правда, — тихо ответила она.

Дориа положил на могилу сестры белый цветок и выпрямился.

— А правда, что в твоей стране есть летающие машины? — Сколько любопытства было в его взгляде! — Я однажды попробовал соорудить себе крылья. Я даже пролетел немного, но совсем недалеко.

— Да… Летающие машины у нас тоже есть, — ответила Мегги рассеянно. — Реза может тебе их нарисовать.

Мо сложил пергамент, протянутый Орфеем. Реза подошла к нему и начала уговаривать — слов было не слышно. Зачем? Он ее все равно не послушается.

"Другого пути нет, Мегги, — ответил он, когда она умоляла его не соглашаться на предложение Орфея. — Твоя мать права. Пора возвращаться. Здесь становится с каждым днем опаснее". Что она могла на это возразить? Разбойники за последние дни трижды переносили лагерь из-за всюду шнырявших патрулей Свистуна, а в замок Омбры, говорят, каждый час приходили женщины, утверждавшие, что видели Перепела. Этим они надеялись спасти своих детей.

Ах, Мо!

— С ним ничего не случится, — сказал Дориа. — Вот увидишь! Даже Белые Женщины любят его голос.

Ерунда. Поэтическая чушь.

Мегги подошла к Мо. Ее сапоги оставляли следы на инее, как будто по кладбищу прошел призрак. Какое серьезное у него лицо! Страшно ему? А ты как думаешь, Мегги? Он собирается позвать Белых Женщин! "Мегги, они сотканы из чистого томления!"