Онлайн книга «Покаяние пророков»
|
И вдруг увидел на своем крыльце очертания громоздкой фигуры, как показалось, в ямщицком тулупе с поднятым воротником. К ногам собака жмется, скулит, а кавказцы зажали с двух сторон, захлебываются от усердия, и вместе с ними Жулик — тянет шею, скалит зубы и только не лает. Космач поставил лейку с водой, отогнал псов, человек тем временем заскочил на крыльцо. — Христос воскресе, Ярий Николаевич, — услышал он хрипловатый голос. Так его звал единственный человек в мире… — Вавила?.. Боярышня! — Да я, я это, признал! А думала, не признаешь сразу… Он мечтал об этой минуте, воображал нечто подобное и все-таки оказался не готов, вместо радости в первый миг ощутил растерянность. Снял и обстучал лыжи, потом взял коня за гриву. Отвел и запер в денник. В чувство привел его Комендант, вдруг выступив из метели, как черт из коробушки, — вот уж некстати! — Гляжу, следы свежие по дороге. — Он старался рассмотреть, кто стоит на крыльце под тенью козырька. — Потом слышу — собаки рвут… Я уж подумал, провода снимают!.. А голос вроде один и женский! — Служба работает, Кондрат Иванович. Вот и гости, не зря звонили. — Я тебя предупреждал… Ладно, встречай гостью, если что — прикрою, не волнуйся. Космач взбежал на крыльцо, стал перед странницей. — Да как же ты здесь? Откуда?.. Крупная, напоминающая волка лайка ощерилась. — А ты бы не травил собаками да сначала в хоромину пустил и обогрел. Тогда и спрашивал. За спиной у нее оказалась объемистая парусиновая котомка. — Прости, — повинился и повел в дом. — Комендант меня смутил… Любопытный. Держал под руку, чтоб не запнулась в темных сенях о дрова, едва нашел скобку на двери. В избе она перекрестилась в ближний угол заскорузлым, ледяным двоеперстием. — Мир дому… Слава тебе, матушка Пресвятая Богородица, вот и добралась… — Как же нашла меня, Вавила?.. Она с трудом стащила с плеч котомку, но из рук ее не выпустила, длиннополую дубленку лишь расстегнула: помогать одеваться или раздеваться даже самому уставшему путнику у странников было не принято — дурная примета. Чужая помощь только покойникам нужна, а пока жив человек, сам и снимет одежды, и обрядится… — Клестя-малой у тебя бывал, так сказывал, в какой стороне искать. — Но как ты добралась? — На автобусе приехала. От дороги пришла… — В такую погоду? Без лыж? — Лыжи да все лишнее в Северном оставила, у Савелия Мефодьевича. А он мне дубленку дал, а то, говорит, одеженка у тебя срамная, чтоб на люди… Он захворал, лежнем лежит, так на автобус не проводил. Сама пошла да села — быстро приехала. А здесь, от тракта, версты две токмо, так прибрела… — Ах ты, боярышня моя… Откуда же идешь? — Из своей стороны иду, Ярий Николаевич, из Полурад… Серка за мной увязался. Сколь ни гнала, сколь на привязь не сажала и у людей оставляла, все одно сорвется и нагонит. Однова неделю моим следом бежал… В избе только разглядел: лицо вьюгой беленое, глаза со слезинками и губы обветрели, потрескались. Дубленка мужская, черничником крашенная, шапка соболья, высокая, искристая, белым полушалком повязана, на ногах катанки вышитые — наряд позапрошлого века… — Разоболокайся, Вавила Иринеевна! Чайник поставлю… — Обожду… Согреюсь маленько. — Втянула голову в плечи. — Долго стояла у твоей деревни, темноты ждала, так заколела… Ты, Ярий Николаевич, Серого не прогоняй, пусть в сенях полежит. Грешно собаку в хоромину пускать, да жалко. Престал он, обессилел, ну как ваши собаки порвут? Отлежится, потом и выставим… — Да пусть лежит. Коль такую дорогу с тобой прошел!.. Космач проводил ее поближе к русской печи, усадил в кресло, сам же на кухню, чайник ставить. Вот уж нежданная гостья! Явилась будто из другого, несуществующего мира, из сказки, из собственного воображения соткалась… Не верилось, но выглянул — сидит, бросив руки, голова на бок клонится — так устала, что засыпает. — Может, в баню сходишь с дороги-то? — опомнившись, спросил он. — Протоплена и вода, поди, горячая. А потом и спать уложу. Она мгновенно встрепенулась, шапку с полушалком долой, и коса раскатилась до полу — все еще одну плетет, значит, не вышла замуж. А лет ей должно быть, двадцать пять… Огляделась, вздохнула с натянутым облегчением. — Вот ты теперь где живешь, Ярий Николаевич… — Да, теперь тут… — В скит ушел? — Будто бы улыбнулась. — Уединился. Мне здесь нравится. Она скользнула взглядом по книжным полкам на стенах. — Добро… В деревне, а книг все одно много. — Читаю, когда делать нечего… Ну, так пойдешь в баню? — напомнил он. — С дороги-то легче будет, и погреешься… — Ты что же, в пяток баню топишь? Или меня ждал? — Я тебя каждый день ждал… — Ой, не ври-ка, Ярий Николаевич! — Погрозила пальчиком. — А где жена твоя, Наталья Сергеевна? — Нет у меня жены, боярышня, — терпеливо сказал Космач. — И не было никогда. Она не обратила на это внимания, потрогала свою косу. — В баньку бы не прочь… — Улыбнулась вымученно, однако спохватилась, развязала котомку и покрыла голову парчовым кокошником. — Да ведь совестно… Космач снял с вешалки полушубок. — Пойдем, я тебе все покажу. С обеда топится, жарко, так и попариться можно. Веники у меня дубовые. А вместо холодной воды — снежка принесу. — Велик соблазн… А ты где будешь, Ярий Николаевич? — Я пока в магазин съезжу. — А если кто придет? — Сюда никто не придет, не бойся. — Старик меня видел. Не выдаст? — Этот не выдаст, — уверенно сказал он, хотя на сердце неспокойно было. — Он хороший человек. Боярышня помедлила, затем встала и подхватила котомку. — Ну так отведи. Хоть и нехорошо в мирскую баню ходить, да ведь не помывшись с дороги-то и почивать грех… Он показал Вавиле баню, куда подбрасывать, где трубу прикрыть (у старообрядцев все бани топились по-черному), натаскал и набил снегом кадку, достал из шкафа мыло, шампунь и полотенце, сам запарил веник. — Не спеши и ничего не бойся. Я вернусь через час — полтора. |