Книга Слово, страница 31 – Сергей Алексеев

— Беспризорников я вроде как арестовал и в монастырь отправил, — будто между прочим сообщил он. — Двух красноармейцев туда послал, охранять и печи топить. Жрать нечего, так пусть хоть в тепле сидят.

— Не могу… — тихо сказал Гудошников. — Ты меня таким способом не агитируй.

Предводителя компании беспризорников — лысого, в струпьях, мальчишку — он встретил несколько дней назад среди собак, стерегущих базарную свалку. Пацан сидел на рыбной бочке и что-то жевал. Стая бродячих псов, расположившись полукругом, заглядывала ему в рот. Едва Никита приблизился, как серый кобель с обмороженными ушами поджал по-волчьи хвост и ощерился.

— А, это ты, инвалид! — обрадовался мальчишка, и кобель успокоился. — Оторвался от ментов или выпустили?

— Оторвался, — в тон ему сказал Гудошников.

— Я тоже! — Пацан стукнул босой ногой по бочке. — Киря, вылазь!

Из бочки появился мальчишка лет пяти, в лохмотьях, в калошах, надетых на босую ногу. Никита вынул из кармана ломоть хлеба, разломил, протянул детям. Однако лысый забрал обе половинки.

— Мы седни уже хавали, — сказал он. — Утром съедим, Киря, потерпи.

Киря заплакал. Собаки, насторожившиеся было при виде хлеба, заскучали.

— А наших всех повязали, — вздохнул лысый. — Мы вот только вдвоем остались.

Гудошников отвернулся, сжал кулаки, до скрипа сомкнул зубы.

— Дай маленечко, — протянул Киря. — А то я спину чесать тебе не буду…

— Ладно, — смилостивился предводитель и, отщипнув кусочек хлеба, отдал мальчику. — Жуй, а то помрешь — хоронить придется.

— Вот что, орлы, пошли со мной! — сказал Гудошников и взял маленького за руку. — У меня тут один подвальчик есть, тепло, светло и мухи не кусают.

— Какой подвал, где? — насторожился лысый. — Я все подвалы в Олонце знаю.

— Да есть тут один, меня пустили, и вас пустят. Пошли!

— Темнишь, дядя, — не поверил лысый, а Киря вырвал свою ручонку из руки Никиты и тут же юркнул в бочку. — В подвалы нынче не пускают.

— Ну, в ЧК тот подвал, у Муханова, у моего товарища, — объяснил Гудошников. — Он ругаться не будет, пустит.

— А иди-ка ты в баню! — посоветовал лысый. — Гуляй-гуляй, инвалид! А прикидывался — книжку старинную ищу! Гуля-ай!

Собаки заворочались, приступили к лысому вплотную — то ли защищая, то ли чуя запах хлеба у него за пазухой.

— Замерзнете ведь, ребятишки! Скоро зима!

— Ничё! С собаками мы не замерзнем! — рассмеялся предводитель. — С собаками тепло, не впервой! А ты иди, иди в свой подвал!

Муханов был понурым, озабоченным, красные от бессонницы глаза смотрели в пол.

— Арестовал-то арестовал, да ведь разбегутся, — рассказывал он. — Их ни теплом, ни кормежкой не удержишь. Зиму просидят, а весной — в бега…

— Эх, Серега, Серега, — вздохнул Гудошников. — И как тебе все объяснить?

— Ты не объясняй, комиссар, — отмахнулся Муханов. — Кстати, у Жилякова той рукописи, которую ты ищешь, нету. И не было.

— Откуда ты знаешь?!

— Я время зря не терял, — усмехнулся начальник ЧК. — Проверил — нету. Жиляков обмолвился, что рукопись будто в монастырь отдали.

— Что же теперь делать? — Никита лихорадочно стал пристегивать протез. — Все равно Жиляков должен знать, где рукопись! Должен! В какой монастырь? В здешний?

— Мы его вызовем, побеседуем, — сказал Муханов. — Но будет ли толк?.. Знать он, может быть, и знает, но не скажет, потому что обозленный, никому не верит.

Гудошников вспомнил разговор с Жиляковым в подсобной комнате бывшей семинарии. И согласился с догадкой Муханова — не скажет, потому что не верит…

— Да, кто закрывал здесь монастырь? — вспомнил Никита.

— Монастырь? А уполномоченный товарищ приезжал из Питера. Разулевич его фамилия. И наши местные товарищи… По округе ездили, подписи народа собирали — закрывать, не закрывать… Большинство подписалось: закрывать, — Муханов вдруг рассмеялся. — Монахи-то наши, знаешь, что в прошлом году зимой удумали? Еду как-то, гляжу — везут воз льда, сами пешком идут. Один на плече безмен несет. Ну, думаю, точно оружие везут подо льдом. Я монахов в связях с бандитами подозревал… Говорю: что это у вас? А они — святая водичка! Мороз, дескать, бутылки-то лопаются, а мы льду напилили, освятили его и верующим везем. На Крещение дело было. Они, черти, отвешивают на безмене лед и продают населению! За хлеб: фунт — на фунт!

— Кто приказал монастырскую библиотеку в грязь бросить? — перебил его Гудошников. — Кто велел иконы рубить?

Муханов замолк, перестал улыбаться и смерил взглядом Никиту.

— Уполномоченный приказал… А что делать с этой дребеденью, когда народ подписался закрывать монастырь?

— Ну, Серега! — Гудошников стукнул кулаком по нарам. — А ты куда смотрел?

— А я, если б тебя не встретил — сроду не знал бы, что эти книги нужны республике! — отпарировал Муханов. — Уполномоченный же специально из Питера приезжал. Ему-то, поди, известно было!.. А он извозчиков кликнул и велел выносить на дорогу… Дело по весне было, грязь… Я-то знал, что надо бороться с религиозными предрассудками, но как?!

— Ну а если рукопись, которую я ищу, в монастырской библиотеке была, выходит, и она там? В грязи?! — Гудошников подступил вплотную к Муханову, навис над ним, ждал ответа.

— Выходит, и она… — проговорил бывший комэск. — Ты меня прости, товарищ комиссар, я малограмотный, но я буду учиться! Я все узнаю!

Гудошников отвернулся к стене, утер вспотевший лоб.

— Ты как-то про ильинского мужика поминал, — неожиданно сказал Муханов. — Ну про того, что книгами старыми торгует… В Ильинском погосте покушение было на председателя комбеда. Поедешь со мной? Узнаем, откуда у твоего торгаша книги? Может, это он их из грязи поднял, а?

Перед глазами Гудошникова встала красная от натуги физиономия ильинского мужика — ну точь-в-точь кулак-мироед с плаката, только обреза за пазухой не хватает…

То, что увидел Гудошников у ильинского мужика, поразило его и ввергло в большие сомнения.

В кособокой избе по лавкам и полатям сидело девять ребятишек один одного меньше. Одеты они были не лучше беспризорников, да и питанием явно не избалованы: двое из них, разглядывая непрошеных гостей, жадно сосали кусочки вяленой рыбы. Мужик, насмерть перепуганный приходом Муханова и Гудошникова (весь Ильинский погост только и говорил о покушении на председателя), стоял белый как полотно и, то и дело шмыгая носом, протирал верхнюю губу рукавом.

— Ну, показывай, где у тебя сокровища лежат? — сказал Муханов.

Мужик бухнулся на колени перед Гудошниковым, обхватил руками протез и ногу.