Онлайн книга «Волчья хватка»
— Стало совсем хорошо… Я пойду. Уже светает… — Может, останешься? — безнадёжно спросил. — на один день, чтобы окрепнуть… — Нет-нет! — воскликнула она. — Я отогрелась и окрепла! Чувствую себя великолепно. Правда! — Я провожу за ворота, — он сдёрнул с вешалки дождевик, набросил на её плечи и стал рыться в обувном ящике. — Босой мне лучше, — предупредила она. — Как хочешь… Ражный вывел Милю за калитку, подождал, когда её спина перестанет мелькать среди деревьев, собрал с земли пригоршню мокрых жёлтых листьев и растёр, умыл ими лицо. Он чувствовал себя опустошённым, и единственным желанием было прежде всего залечь — . на трое суток и выспаться. Однако времени до поединка оставалось так мало, что позволить себе такую роскошь, значит, проиграть схватку — самую главную, вторую, ибо победа в ней определила бы всю его судьбу. Но и вздыматься на тренажёре в таком состоянии было смерти подобно… Он пошёл на могилу отца и сел на камень. Зубы стучали. — Прости, батя… Я сердце остудил, мёрзну. Дай согреться. Энергия, когда-то накопленная отцом и заложенная в камень, была живая, живительная, и не существовало ни позволения, ни запрета ею пользоваться. Каждый наследующий её сам решал этот вопрос, однако чем больше вытягивали её живые, тем быстрее камень уходил в землю и придавливал родительский прах… Отцовская кладовая казалась неисчерпаемой, и надгробие стояло на земле так же, как было поставлено в год его смерти. Ражный обнял камень, постоял пару минут и с трудом оторвался: намагниченные волосы стояли дыбом, покалывало кончики пальцев на руках и ногах, во рту стало кисло, и накопилась слюна. — Спасибо, отец… Вернувшись с могилы, он обнаружил какое-то неясное движение и шум на территории базы. Гончаки в вольере теперь лаяли беспрестанно и уже осатанели от злости, а Люта по-прежнему молчала и даже не брякала цепью. Спустя минуту Ражный увидел, как из «шайбы» один за другим появились братья Трапезниковы и, озираясь, сначала бросились к воротам, но передумали, повернули к реке, где на берегу паслись их кони. Через калитку не пошли — подбежали к сетчатому забору, намереваясь перемахнуть, однако Ражный окликнул их. Братья по-воровски замерли, застигнутые внезапным голосом, после чего на негнущихся, деревянных ногах двинулись к нему. — В чем дело? — спросил он. — Где этот доктор? Максы словно по команде оглянулись на «шайбу» и повесили головы. — Убили, — сказал старший. — Задавили… — А не убивать было нельзя? — Нельзя… Он не человек! Мы не человека убили. — Легко вы судите, судьи!.. Образ был человечий. А вы убили и бежать?.. Даже не спросили, что с вашей возлюбленной? Младшего словно током пробило, он открыл рот, однако старший пихнул его в спину. — Значит, все-таки человека, дядя Слава? — Как же вы думали?.. Подобия Божьего в нем нет, но образ ещё остался… Ныне большая часть человечества — образы. — Эх! — простонал старший. — Жаль, мало пожили. А так было жить интересно!.. Теперь все. — Что — все? — рыкнул Ражный. — Так ведь как? Одно дело от призыва в армию скрываться, другое — нанесение — смерти, — с болью проговорил младший. — Если мы теперь убийцы? — Это верно, — — вдруг подтвердил Ражный. — Убийцы не достойны чувства любви… — Дядя Слава, нам что теперь делать? — в голос спросили они. — Вы бежать собирались? Бегите. Вы и так дезертиры… — Это со страху, — признался старший. — Ведь знаем, нехорошо бежать… — За что вы хоть убивали-то? Младший поднял голову, спросил с надеждой и оглядкой на брата: — Миля у тебя, дядя Слава? Она спит? — Она ушла, — бросил Ражный. — Так за что, знаете? — Как ушла? Куда? — — вразнобой закричали они. — Зачем ты отпустил? — Я предупреждал: она встанет яростным и одержимым человеком. — Но она погибнет! Она же погибнет одна! — в их голосах вновь послышалась агрессия. — Она теперь не нуждается в вашей помощи, — холодно отозвался он. — И в моей тоже… Пометавшись на месте, младший Макс рванул к берегу, сдёрнул с забора промокшее седло, а старший угрожающе надвигался. — В какую сторону ушла? Говори, дядя Слава! Куда?.. Ражный молча прошёл мимо него, толкнув на ходу плечом, направился к «шайбе». Макс отпрянул, вдруг погрозил кулаком: — Ну, если с ней что-нибудь случится!.. И побежал следом за младшим. Доктор уже выполз на улицу и сидел рядом с молчаливой и робкой Лютой, привалившись к стене. На бордовом разбитом лице запеклась чёрная кровь, горло было синее, перечёркнутое рубцом от верёвки. Он кашлял и зло сплёвывал, сверкая глазами. — Повесить хотели, сволочи! — погрозил куском верёвки с петлёй на конце. — На крюк вздёрнули!.. — Это за что они тебя так? — Не знаю! Они же дикие! Они просто звери! — Вот так, ни за что, ни про что напали и вздёрнули на крюк? — У них спросите! — огрызнулся он. — Вам они скажут!.. Дезертиры проклятые! Вы знали, что они скрываются от военкомата? — Ходить можешь? — спокойно поинтересовался Ражный. — Могу, а что?! — Уходи. — Куда?! Никуда я не уйду! Пока не разберусь с твоим… с вашим этим гнездом убийц и вешателей! — он встал на ноги. — Где эти дикари? Я вас спрашиваю?! — Тебе лучше уйти, — посоветовал хозяин. — Не искушай судьбу. Видишь, повезло, верёвка оторвалась. — Не оторвалась! Я сам снялся! — Разве это возможно? — засомневался Ражный, рассматривая удавленника. Тот глянул подозрительно и ответил не сразу. — Дыхательная гимнастика… Почему вы так смотрите? Вы с ними заодно, да? А может, это вы приказали вздёрнуть меня? Он заметно прихрамывал на левую ногу, и сквозь изодранные, пыльные брюки выше колена проглядывал толстый слой бинта, которого вечером ещё не было. Доктор перехватил его взгляд и прикрыл рукой прореху. — Что там у тебя? А ну, покажи! — Какое ваше дело? — без прежнего вызова пробурчал он. — Ладно, я уйду. Только вещи возьму в гостинице… — Если я спрашиваю — нужно отвечать. Доктор сверкнул глазами. — Меня укусила собака! — Какая? — Ражный показал на Люту. — Вот эта? — Нет, какая-то бродячая… У вас тут не база, а черт-те что! — Это волк. Тебя укусил волк. — Волк?! Мне показалось, собака… |