Онлайн книга «Когда боги спят»
|
Мать высвободилась, сняла очки. В прошлые его приезды она не давала говорить и ничего слушать не хотела — часа два насмотреться не могла и все ласкала его, держала за руку, смеялась и плакала одновременно, причитая и радуясь. — Я никуда не поеду, — решительно заявила она. Он понял, что зря вот так, сразу и здравствуй не сказав, заговорил об этом и отступил. — Ладно, мы потом все обсудим, — он снял пальто, хотя в доме было прохладно, сел к столу и взял ее руки. — Ну как ты живешь? — Да сейчас полегчало, хожу вот, — жалобно проговорила она. — Весь сентябрь пластом пролежала, Поля меня с ложечки кормила. Думала, не встану. А вот хожу понемногу… — А где болит, мам? — Везде болит, сама уж не знаю, — она отняла руки, надела очки и взялась за крупу. — Скорей бы помереть… Ее холод и отрешенность были чужими, возможно, потому и сама она будто очужела… — Рано помирать собралась! — бодро сказал Крюков, чувствуя опустошение. Она, как мышка, пошуршала зернышками. — Я ведь и сейчас не живу, а будто в клеть зашла и вот-вот вниз поеду. В переходном мире существую. Земное уже не волнует, а небесное еще неосознанно и непонятно. Крюкова ознобило от таких слов — она никогда не говорила с таким философским пафосом, и казалось, слов таких не знает. — Что так плохо топят? — пощупал батарею. — Ледяная… — Скоро включить обещали. Угля не хватает. — В Анжерке не хватает угля?! — Дорогой стал. Ребята ходят по улицам, ведрами продают. Бизнес. Ворованный, конечно…Так я купила четыре. Подтапливаю… Внутри следы ремонта оказались заметнее: прямо из кухни появилась дверь в пристройку, которой не было, и выгородка у входа появилась, вероятно, ванная с туалетом. Он заглянул в комнату — все как и тридцать лет назад: две железных кровати, диван с деревянной спинкой, стол и тяжелые, самодельные стулья. На стенках его фотографии, в основном, курсантских и офицерских времен, собранные по-деревенски, в большие рамы под стеклом… После первой неудачной попытки перевезти мать в Москву Крюков искренне хотел скрасить ее одиночество и перед отъездом купил новый телевизор, видеомагнитофон со старыми фильмами и пошутил, дескать, будешь смотреть меня на экране, чтобы не скучала. Она тогда была испугана шахтерской демонстрацией возле дома, а тут обрадовалась, мол, теперь все сериалы мои, а то ведь встаешь утром и не знаешь, как убить время до вечера. — Где же твоя техника? — спросил он будто невзначай. — Сломалась, что ли? — Украли, — бездумно обронила мать. — Когда лежала пластом, какие-то ребята пришли и все взяли. Дверь не запирала, чтобы соседям замок ломать не пришлось, когда умру… — Какие ребята? Не узнала никого? — Да узнала… Ну что теперь? Пускай уж, все равно, так и так пропадет… — Откуда они? Кто такие? — у Крюкова скулы свело от обиды. — С Сибирской шахты вроде. Один парень Фильчаковых поскребыш… А ты не жалей, мне ни к чему телевизор. Я сейчас умом живу да памятью, лучше, чем кино смотрю. — Ладно, разберемся, — успокоил сам себя. — Видишь, уезжать тебе надо, как тут одной? Кто защитит? Полный беспредел. — Везде одинаково, в вашей Москве еще больше сраму да беспорядка, — равнодушно проговорила она. — Народ с ума свели, так чего спрашивать? — А мы не в Москву поедем, в другой город, старый, красивый и тихий. — Нет уж, не поеду, не зови… — Погоди, мам, ты подумай, я не тороплю. — Надолго ли приехал? — она вроде немного оживала, по крайней мере, изредка отрывала взгляд от стола с рассыпанной гречкой. — Дней на пять… — А что же один? — Я не один, мам… Она слегка встрепенулась. — Где?.. Почему не заходят в квартиру? — Я с телохранителями приехал, с помощниками. — Почему жену не взял, внука? — Они ждут тебя дома, — Крюков неопределенно махнул рукой. Сейчас он не хотел говорить, что вот уже два года, как разошелся с женой, которая уехала из Москвы в военный городок, где осталась квартира, и теперь пакостит, вредит ему, поливая в газетах грязью. Накануне выборов пошла на сговор с соперником и дала интервью на телевидении, чуть не провалив его — иначе наверняка победил бы в первом туре… Мать смела отобранные зерна в кружку, мусор и камешки ссыпала в железный ящик с углем, сняла очки и словно проснувшись, спросила с боязливым любопытством: — А на что тебе телохранители? — Теперь я губернатор, мама. Она сцепила сухонькие ручки перед собой, горестно покачала головой. — Дожил бы отец, вот было бы… И, не договорив, умолкла с остекленевшим взором. * * * Весь остаток дня он ждал вечера с такой же страстью, с какой в юности боялся его и спешил попасть домой, пока не стемнело. В предвкушении он позволил себе выпить стакан шампанского, что делал очень редко, наученный судьбой отца. Мать, сидя за столом с сыном и его охранниками, как с тремя добрыми молодцами, окончательно вышла из отстраненного, самоуглубленного состояния, оживилась, стала называть Крюкова по имени (будто вспомнила его!) и уже смотрела со знакомой лаской. Наступило время, когда можно было поговорить об отъезде, но Крюков не стал торопить событий и жечь лягушечью кожу, оставил все на утро, которое вечера мудренее. Собрать вещи — дело пяти минут, поскольку он не хотел брать с собой хлам, нажитый шахтерским трудом, с билетами же на самолет проблем нет, машину из Кемерово пришлют по первому звонку… И вот когда на улице засинело, он встал из-за стола, потянулся, разминаясь, крякнул от души. — Эх, а не пойти ли нам прогуляться? Засиделись! Телохранители послушно вскочили, а мать расстроилась. — Да куда же вы на ночь глядя? — Прошвырнемся по улицам родного города, — весело сказал Крюков. — Путешествие в юность! — Ты ведь не юный, сынок. Говоришь, в губернаторы вышел… — Погулять хочется! — засмеялся он и приобнял ее за плечи. — Как жениху перед свадьбой! — А мне — на внука глянуть, — вдруг загрустила она. — Да и жену твою никогда не видала… — Еще посмотришь, — пообещал Крюков. — Надеть бы что-нибудь попроще. Куртяшки моей старой не сохранилось? — Как же? Все берегу, — захлопотала мать. — Ты ведь с мальчишек в казенное нарядился, вся одежа осталась, в кладовой висит. Да налезет ли? Вон какой стал! И к лицу ли будет в старом по городу ходить? Поди, нехорошо… |