Онлайн книга «Bye-bye, baby!..»
|
Да-да, именно так она и говорит, рассеянно глядя на меня: а ведь я могла бы сделать аборт, лапуля. Это никак не связано с бессодержательностью и пустотой моей жизни, более того: если бы все сложилось иначе, если бы я вдруг стала успешной и преуспевающей, стала зви-и-издой( не важно – шоу-бизнеса ли, спорта, кино или экономики и финансов) – это вызвало бы у мусика лишь ярость и ненависть. Мусик терпеть не может конкурентов. В ближнем круге – тем более. Круг дальний – пусть его, ничего с ними не поделаешь, со всеми этими не в меру расплодившимися королевами елизаветами, принцессами дианами, княжнами грейс и, прости господи, матерями терезами; с выскочками-актрисульками а.джоли и р.уизерспун; с кафешантанными певичками мадоннами и дженниферлопес; со смехотворными супер-трупермодельками, их имен и на дыбе не припомнить. И ничего с ними не поделаешь, ни с живыми, ни с мертвыми, и счастье еще, что держат они другую, далекую от мусика поляну. Или малину. А в своем малиннике мусик всегда будет намба ван. И всегда будет называть Дженнифер Лопес Дженнифер Жопес. Не иначе. А совсем недавно она переключилась с престарелых мошенников на не менее подлючий молодняк и первым делом увела бойфренда у меня. Бойфренд был так себе, как обычно, – подающий надежды поэт, автор никому не известного поэтического сборника «Одержимость любовью», изданного головокружительным тиражом в 100 экземпляров за счет средств автора. Я узнала о двойной измене в мусикином любимом «Кофе-Хаузе» на Австрийской площади, где она заседала едва ли не круглосуточно. Изрядно накачанная алкоголем мусик заказала нам по коктейлю и, не мудрствуя лукаво, сразу же приступила к переговорам: – Как поживает Ларик, лапуля? – спросила она. Ларик, а точнее Илларион, – именно так звали моего бойфренда, вполне себе поэтическое имя. Мусик никогда не запоминала имен моих приятелей и уж тем более никогда не интересовалась, как они поживают. Удивительно. Особенно в свете того, что я (вроде бы) их даже не знакомила. Или – знакомила?.. – Думаю, что неплохо, – осторожно ответила я. – Думаешь или правда неплохо? – Я его не видела с пятницы. С пятницы, а сегодня понедельник. Ларик и раньше пропадал на несколько дней кряду, ездил в ближние пригороды за поэтическим вдохновением – и меня это не особенно беспокоило. Не обеспокоило и сейчас. – Он тебе звонил? – Нет. – И ты считаешь это нормальными отношениями между двумя влюбленными людьми? – А что, собственно, такого произошло? Мусик вела себя странно, очень странно, не начать ли мне волноваться?.. – Произошло. – Прежде чем я взволновалась, мусик хохотнула, закатила глаза и двумя глотками осушила бокал со слабоалкогольным содержимым. – Что же? – Ладно, не будем тянуть кота за яйца, – решительно заявила она. – Не будем, – согласилась я. – Я взяла его в аренду. – Кого? Кота? – О, господи! Какого еще кота, лапуля? Я взяла в аренду Ларика. – В смысле? – Я все еще не могла взять в толк, какую мысль хочет донести до меня мусик. – Смысл общепринятый. – Что ты называешь общепринятым смыслом? – Инь и ян, – авторитетно заключила мамочка. – Мужское-женское, как декларировал твой обожаемый режиссер Трюффо. – Во-первых, это декларировал не мой обожаемый режиссер Трюффо, а мой обожаемый режиссер Годар… – Один черт! – А во-вторых… – перебила я мусика и тут же заткнулась. Только теперь до меня дошла суть произошедшего: колченогий пегас Ларик был уведен из моего академического стойла. И кем уведен – собственной maman, буржуазкой, стервой и городской сумасшедшей по совместительству! Очевидно, мое молчание затянулось. Затянулось на столько, что мусику пришлось пощелкать пальцами у меня перед носом. – Так что там во-вторых? – с деланным интересом спросила она. – Во-вторых, ты отпетая сука. Нет… Это – в-третьих. – А во-вторых? – продолжала настаивать мусик, пропустив «суку» мимо ушей. – Во-вторых… Инь и ян в сумме дают хрень. Ты всегда об этом говорила, вспомни! – Вот именно, лапуля, вот именно! – тут же согласилась мусик. – Зачем тебе все эти мучения с Лариком, подумай? Хрень случится рано или поздно, он тебя бросит, и ты будешь страдать, а я не могу позволить, чтобы моя лапуля страдала. Нет уж! Сей тяжкий крест понесу я. Если ты, конечно, не возражаешь. – Отпетая лживая сука… Неизвестно, чего в моем голосе было больше – обиды, ненависти или восхищения. Наверное, все-таки восхищения. И мусик, обычно четко улавливающая подобные нюансы, приободрилась и заказала очередную порцию коктейля. – Тебе не стыдно? – поинтересовалась я у мусика минут через десять после объявления приговора. – Ни капельки, – на этот раз совершенно честно ответила она. – И давно вы… снюхались? – Какое-то время. Моя лапуля на меня не дуется? Самым странным было то, что я действительно не дулась, напротив – испытывала чувство облегчения. Отношения с Лариком пребывали в некоторой стагнации, еще месяц-два – и они стали бы тяготить меня, так что мусик, по здравому размышлению, очень вовремя вырвала из моих рук уже изрядно поблекшее и потрепанное в лобовых столкновениях знамя страсти. – Твоя лапуля на тебя не дуется, – успокоила я ее. И подумав пару секунд, добавила: – Он храпит. – Я в курсе. – И чавкает. – Я в курсе. – И любит чеснок. – Я в курсе. – Ты, я смотрю, хорошо его изучила, – присвистнула я. – Еще бы! Такие вещи я просекаю моментально. – Если он будет просить у тебя деньги на издание своих опусов… – Не дам ему ни цента, – заверила мусик. – Я, может, и сумасшедшая климактеричка, но уж не дура точно. Последнее предупреждение оказалось совершенно излишним: все эти годы мусик тратилась исключительно на себя, и не было ни одной предпосылки к тому, чтобы ситуация коренным образом изменилась. Мусик всегда останется сама собой, и никакой климакс этого не поколеблет. – Вот и чудно, – подвела я черту под разговором. – Пусть Ларик заедет ко мне и заберет свои вещи. – Он боится показаться тебе на глаза. Я сама заберу. |