Книга Щит побережья. Восточный Ворон, страница 61 – Елизавета Дворецкая

Крепко сжимая в ладони замотанную палочку для невестки старого Блюнда, Хельга отправилась в Гнездо. С собой она взяла Атлу, а когда они выходили из ворот усадьбы, их догнал Равнир.

– Возьмите и меня! – попросил он. – Даг не взял меня в поход, так, может, с тобой, Хельга Ручеек, мне больше повезет.

– Странно! – Атла выразительно пожала плечами. – Мы ведь идем не к Хрингу Тощему и не к Фроди Бороде. У Блюнда нет дочери, а его невестка некрасива и больна… Короче, чего тебе там надо?

– Хочу пройтись с такой красоткой, как ты! – съязвил Равнир в ответ. – Выпал же и мне удобный случай, когда твоего Вальгарда Зубастого нет поблизости!

– Да уж конечно, у него есть теперь занятие поважнее, чем бегать за девушками! – не растерялась и Атла.

– Ой, перестаньте! – попросила Хельга. Эти слова напоминали ей все самое неприятное, что случилось в последнее время: злосчастный поединок Вальгарда с Аудниром и отъезд Дага.

Равнир и Атла замолчали, но ненадолго. Вскоре они опять принялись болтать, то посмеиваясь, то перебраниваясь, но не слишком всерьез, чтобы требовалось их мирить. Хельга приотстала. Тропинка шла вдоль моря, и она вглядывалась в сереющую даль, зачарованная таким близким, властным, ненужным, но неодолимым воспоминанием.

А в голубизне неба за фьордом она видела стройную высокую фигуру женщины, которая легко и неспешно шла по воздушной тропе между облаками и вершинами гор. Ее одежда была белой, как облака и снег, и белые волосы вились широкой волной, а на прекрасном лице застыла печаль, взгляд ярко-синих глаз грустно скользил по молчащей, замершей земле. Всю зиму прекрасная Фрейя* ищет своего мужа и не может найти его, и от ее горя тоска полнит сердца всех живых. А когда Фрейя найдет его, тогда она засмеется и волосы ее вспыхнут золотым солнечным блеском. Сердце мира наполнится любовью и радостью, и наступит весна…

– Кого ты высматриваешь, девушка? – Равнир обернулся на ходу, приостановился, чтобы Хельга могла их догнать. – Наших героев ждать еще слишком рано. Может быть, Леркена?

– А кто такой этот ваш Леркен? – осведомилась Атла. – Я уже не в первый раз о нем слышу.

– Это был скальд, он жил лет триста назад, – охотно пустился рассказывать Равнир. Рассказывать он и умел, и любил, и ради этого удовольствия готов был даже отложить на время перепалку. – Никто не умел слагать стихи так красиво, как он, только люди часто обижались: из его стихов не очень-то поймешь, про кого именно они сложены. Их можно было отнести сразу ко всем людям. Понимаешь, это так странно! Все равно как если бы ты заказала нашему Орму башмаки для себя, а он сшил такие, что и Вальгарду придутся впору!

Девушки засмеялись, вообразив подобную обновку.

– Да уж и мы на Севере слышали, какими должны быть стихи! – фыркнула Атла. – Наш хёльд тоже любил их складывать. Строчку сворует у одного, строчку у другого, кеннинг у третьего – вот и он как бы тоже скальд!

– Наш Леркен ни у кого ничего не воровал! – Равнир даже обиделся. – А у него не воруют, потому что его стихи сразу видно! Но был один человек, который его стихов терпеть не мог. У Леркена была жена. Ее звали Сигне, она была молода и очень красива. Когда она расчесывала свои волосы, то в доме становилось от них светло. А когда она кричала на своего мужа, если он возвращался с очередного пира слишком поздно и слишком пьяный, то даже чайки разлетались от испуга.

Хельга слушала, и хорошо знакомая сага вдруг навела ее на неожиданную мысль. Ведь не она первая за триста лет увидела Блуждающего Скальда. И не она одна знала, что дух побережья может принимать человеческий облик – тот облик, которым одарило его сознание людей, думающих о нем и стремящихся к нему. Значит, были и другие, кто переживал тот же мучительный разлад, кто понял судьбу Леркена и соединил ее со своей. Значит, и другие до нее вот так же вглядывались в воздушную тропу между морем и небом, примеривались, куда поставить ногу. И все эти люди нашли какой-то выход. Какой?

…Жена его Сигне сердилась, что Леркен так часто ездит по пирам петь свои песни и совсем не бывает дома. И однажды во время его поездки она умерла. Вернувшись, Леркен нашел ее мертвой. «Часто я забывал о тебе, – сказал он тогда. – Но теперь я сам сделаю все, что нужно». И взял он жену свою на руки, положил в лодку и повез искать место, где можно было бы похоронить ее. А на море поднялся туман, и Леркен потерял берег. Сколько ни плыл он, факелом освещая путь, берег не показывался и туман поглощал его снова. С тех пор он так и плавает, Леркен Блуждающий Огонь, и не гаснет его факел, и по-прежнему прекрасно лицо его мертвой жены, а сам он лишен смерти…

В Гнезде жена Блюнда встретила гостей ворчливыми причитаниями.

– Все миски перебил! – заговорила она, едва буркнув что-то вместо приветствия. – Чтоб его тролли взяли!

– Да кого? – не понял Равнир.

– Того, кто все это натворил! – Старуха кивнула на кучу черепков в углу, которую не выбрасывала нарочно для того, чтобы показывать соседям. – А с котлом что сделал!

Она подняла обеими руками черный котел, и гости ахнули: железные бока были сплющены и почти прижаты друг к другу, словно слепленные из мягкой сырой глины.

– Да он сам – из рода великанов! – определил Равнир и дернул себя за кончик носа. – Таких силачей у нас в округе немного!

– Исключая тебя! – съязвила Атла.

– Вчера вечером я был занят! – надменно заверил Равнир.

– И кто может это подтвердить? Сольвёр, Скветта или Хлодвейг дочь Хринга?

Хельга тем временем прошла во вторую каморку, где лежала больная. Гудфрида, еще молодая женщина, поблекла и выглядела старше своих лет из-за частых болезней, неудачных родов и полуголодной жизни – к Гнезду примыкало лишь несколько клочком тощей каменистой земли, и зачастую домочадцы Блюнда месяцами питались только тем, что он выловит из моря.

– Фру Мальгерд прислала пшена и масла – Блюнд варит кашу, от хорошей еды ты окрепнешь! – старалась подбодрить ее Хельга. Тесная, темная, душная и не слишком теплая каморка наводила на нее отчаянную тоску, и она старалась не думать – каково жить здесь всегда.

– Спасибо, – невнятно поблагодарила Гудфрида. Она даже не подняла головы, а только повернула к Хельге бледное лицо с отекшими веками, отчего глаза ее казались какими-то посторонними. – Только мне каша не поможет. Я знаю – Кальв больше никогда не вернется. Он погибнет, и я умру вместе с ним.

– Что ты говоришь! – Хельга замахала руками. Она помнила, что муж Гудфриды уплыл на корабле Брендольва, и дурное пророчество касалось обоих. – С ними ничего не случится! Брендольв не допустит этого! Он уже не раз был в походах и доказал свою удачу! Он вернется, и Кальв вернется. Вот увидишь!

– Брендольв хёльд, может, и вернется, – равнодушно согласилась Гудфрида. – У знатных много удачи. А нам не хватит. Кальв не вернется. Я знаю. За мной приходила норна и стояла у ног.

– Так я же принесла тебе рунную палочку! Возьми разверни!