
Онлайн книга «Могикане Парижа. Том 1»
А комиссионер и поэт отправились на улицу Сен-Жак, где звуки виолончели привели их к Жюстену. Друзья выслушали рассказ учителя. Они оказались рядом в ту минуту, как тот получил тревожное письмо от Мины. Сальватор поспешил в полицию в надежде разузнать о похищенной девушке. Жан Робер отправился за лошадью, Жюстен пошел вслед за Баболеном к Броканте, где к нему присоединились Жан Робер и Сальватор. От старой колдуньи Жюстен узнал новые подробности похищения, а от Сальватора получил указание: ни в коем случае не впускать никого ни в комнату Мины, ни в сад пансиона. С тем учитель и поскакал во весь опор в Версаль. Сальватор и Жан Робер отправились на Новый мост, где договорились встретиться с г-ном Жакалем. Там полицейский пригласил их в свой экипаж и в общих чертах изложил историю, которую со всеми трагическими подробностями мы поведали нашим читателям. Пусть Жюстен скачет в Версаль, а Жан Робер, Сальватор и г-н Жакаль едут в Ба-Мёдон; мы же возвратимся к Людовику и Петрусу, спящим в кабаке. Первым проснулся Людовик. Его разбудила шумная компания, желавшая повеселиться в той самой комнате пятого этажа, которую с немалым трудом отвоевали трое друзей. Лакей, добросовестно исполнявший предписания Сальватора, никого не пускал в комнату, где спали Людовик и Петрус. Однако новоприбывшие продолжали настаивать и так при этом шумели, что разбудили молодого доктора. Тот открыл глаза, прислушался. Припомнив события этой ночи, он решил, что после взятия города приступом ему придется выдержать осаду; однако на сей раз наступавшие атаковали с такими радостными криками, что Людовик рассудил: пожалуй, будет приятно сдаться на милость молодых и веселых противников. И он сам пошел отворить дверь. В ту же минуту целая толпа пьеро и пьеретт, пройдох и торговок ворвалась в комнату с таким гомоном, с таким хохотом, что Петрус в испуге вскочил и завопил: — Горим! Ему снился пожар. В суматохе этого вторжения Людовик вдруг почувствовал, что его обнимают сзади за шею две прелестные ручки. Лицо чаровницы скрывала бархатная маска. Соблазнительный ротик приоткрылся, показывая жемчужные зубки. Красавица проговорила: — Это ты, душа моя? С каких это пор бедный студент-медик может позволить себе роскошь снять целый этаж? — Если бы крошка дала себе труд оглядеться, она бы заметила, что я не один, — отвечал Людовик. — А-а, да, да, да, — спохватилась пьеретта. — Вон метр Рафаэль собственной персоной! Эй, хочешь, я, вернее, моя ножка тебе попозирует для «Пожара в городе»? Ведь ты закричал: «Горим!», когда мы вошли! Девушка приподняла юбку и показала обтянутую тонким шелковым чулком ножку — из тех, что повсюду ищут художники, а находят кардиналы. — А-а, мне знакома эта ножка, принцесса! — воскликнул Петрус. — Шант-Лила! — вскричал Людовик. — Раз меня узнали, я снимаю маску, — заявила красавица-прачка, — и потом, маска мешает пить… Пить! Умираю от жажды! И все общество, состоявшее из пяти или шести ванврских прачек и трех или четырех мёдонских садовниц в сопровождении их обожателей, подхватило хором: — Пить! Пить! — Тихо! — властно приказал Людовик. — Этот зал снял я, значит, мне и заказывать. Лакей! Шесть бутылок шампанского на мой счет! — И шесть — на мой! — прибавил Петрус. — Вот это дело! — похвалила принцесса. — За это каждому из вас — щечку! — Чет или нечет! — крикнул Петрус, выгребая из кармана горсть монет. — Что вы делаете, сеньор Рафаэль? — спросила Шант-Лила. — Играю с Людовиком: ставлю его щечку против моей, — пояснил Петрус. — Чет на чет! — отвечал Людовик на том же языке, на каком говорил его друг. — Ну, опять пошли шуточки! Так мы, пожалуй, расстреляем все хлопушки! — возвращаясь к любимому слову, заметила принцесса. — Пиф! Паф! Не хватает только Камилла: он бы сейчас подпустил целый сноп! В эту минуту лакей внес дюжину шампанского. — А вот и сноп! — объявил он, откупоривая две бутылки: проволочки он сорвал с пробок еще в коридоре. — Я выиграл! — крикнул Людовик и расцеловал Шант-Лила в обе щечки. — Я тебя похищаю, сабинянка! Подхватив принцессу Ванврскую на руки, словно ребенка, он понес ее к столу, сел на стул и посадил ее к себе на колено. Час спустя дюжина бутылок опустела, потом еще дюжина: не желая отставать, компания угощала двух друзей. — А теперь, — объявила Шант-Лила, — нам пора возвращаться в Ванвр. Да и Нанетта обещала быть дома в одиннадцать, у нее для хозяйки письмо. А сейчас уже три часа ночи; хорошо, что письмо спешное! — Четыре часа, принцесса, — поправил Петрус. — А хозяйка встает в пять! — вскричала Шант-Лила. — В дорогу, все в дорогу! — Ба! — возразила графиня дю Батуар. — Да хозяйка-то сама, должно быть, нынче празднует и встанет не раньше шести. — Принцесса! А когда вы собираетесь в Париж? — спросил Людовик. — О! — вскричала Шант-Лила. — И зачем вам об этом беспокоиться? — Как же мне не беспокоиться? У меня чистое белье кончилось! — Что за мелочный человек! — возмутилась Шант-Лила. — Сами заедете за своим бельем. — Шант-Лила! Не надо глупостей! Неделя была тяжелая, и все сорочки вышли. Не в кружевных же рубашках мне ходить по больным! — Так заезжайте за своим бельем! — Если дело только за этим, а в вашей карете, принцесса, найдется для меня местечко, я готов! — Вы не шутите? — Даю честное благородное слово, ваше высочество! — Браво! Браво! Едем пить молоко на Ванврскую мельницу. Вы с нами, сеньор Рафаэль? — Ты едешь, Петрус? Решайся: чем дольше безумство, тем оно приятнее! — Черт побери! Я бы со всей душой… К сожалению, у меня назначен первый сеанс. — Да отложи ты его к черту! — Не могу, — возразил Петрус. — Я дал слово. — Это свято, — хмыкнула Шант-Лила, — не то Форнарина даст Рафаэлю отставку. Идем, король пройдох! Она протянула руку Людовику. Молодой врач, по-видимому, решил весело проститься с карнавалом. Он расплатился за себя и за Петруса, вихрем скатился с лестницы и сел в огромный мебельный фургон, на котором вся компания прикатила из Ванвра в Париж. Петрус жил на Западной улице. Он простился с другом, пожелал ему приятно провести время и долго еще кричал в темноту, отвечая на удалявшиеся прощальные возгласы шумной компании. |