
Онлайн книга «Анук, mon amour…»
Более того, этот чертов звонок вызывает во мне волну ничем не обоснованной, почти детской ярости: сейчас мне хочется быть только с Анук. Молчащей, равнодушной, такой же далекой от меня, как дедов виноградник и пиниевая роща. Такой же смутной, как кровь, мерцающая в камнях у бойни. С Анук – и ни с кем больше. – Звонят. Ты разве не слышишь? – мягко спрашивает у меня Анук. – Слышу. – Я даже не двигаюсь с места. – Пусть звонят. – Ты никого не ждешь? – Тебя. Я всегда жду только тебя, – лишь произнеся это, я понимаю, что сказал правду. – Какой пафос, – Анук запрокидывает голову и скалит диковатые, влажные зубы. – Открой, Гай. Анук играючи парализует мою волю, так было всегда. Вот и сейчас я тяжело поднимаюсь со стула и плетусь в прихожую. И так же на автопилоте открываю дверь. Силуэт Мари-Кристин, нарисовавшийся в проеме, не вызывает у меня никаких эмоций. Как и поток сдержанных интеллигентных упреков. – Ты не пришел на встречу. Я прождала тебя почти час. Что-нибудь произошло, Ги? – Ничего. – Ты мог хотя бы позвонить… – Прости… – Ты даже не предложишь мне войти? – Мари-Кристин недоуменно приподнимает бровь. – Конечно, входи. – У тебя гости? – Бровь Мари-Кристин задирается еще выше. – Нет… То есть… Интересно, чувствует ли Мари-Кристин то же, что и я? Чувствует ли она, что с приходом Анук моя квартира неуловимо изменилась, предметы утратили первозданные смыслы и очертания и в каждом из них появилось двойное дно?.. Как бы то ни было, Мари-Кристин, подстегиваемая любопытством и уязвленным самолюбием, направляется прямиком на кухню – туда, где у стены, на полу, сидит Анук. Мне ничего не остается, как следовать за ней. – Познакомься, Мари-Кристин, – лепечу я в надменную спину своей возлюбленной. – Это Анук, моя сестра. Анук даже не находит нужным повернуть голову. – Сестра? Ты никогда мне о ней не рассказывал.., Весь от-кутюрный лоск сползает с Мари-Кристин, как старая краска со старого автомобиля; сползает, слезает слоями, отваливается клочьями. Теперь и она пожирает глазами Анук. Но совсем не так, как несколько лет назад пожирала глазами меня. Она вовсе не прикидывает, как выглядела бы Анук в шелковом шарфе или эскимосских сапогах. Она просто пытается сходу разгадать тайну ускользающего лица Анук. Напрасный труд, я убил на это всю жизнь, но так ничего и не понял. – Ты никогда о ней не рассказывал, Ги… – Боюсь, он утаил не только это, – Анук наконец-то снисходит до улыбки. – Я – Мари-Кристин Сават. Не знала, что у Ги такая… сестра… – А я предполагала, что у Гая… Или как вы там его называете… что у Гая именно такая любовница. – Да? – улыбается в ответ Мари-Кристин. – Это не комплимент, – уточняет Анук, улыбаясь еще шире. Вжав голову в плечи, я жду бури, цунами, пришествия тайфуна «Эндрю». Но ничего подобного не происходит. Анук всегда все сходит с рук, как я мог забыть об этом? – Это не главная моя ипостась, поверьте… – Мари-Кристин все еще не может прогнать улыбку с лица. – «Сават и Мустаки», вы что-нибудь слышали об этой дизайнерской фирме? – Не самое лестное. Можно не пересказывать? – А в модельном бизнесе работали? – А разве я похожа на модель? – Анук забрасывает ногу за ногу и смотрит на кончик своего ботинка. На Мари-Кристин она предпочитает не смотреть. Все сказанное ею делает следующий вопрос почти бессмысленным, но Мари-Кристин все-таки задает его. – Хотите быть лицом «Сават и Мустаки»? – Лучше голой, – Анук даже не раздумывает. Ни секунды. – Лучше голой среди волков в заснеженном лесу накануне Рождества. – Может быть, мой русский не слишком хорош? – Мари-Кристин беспомощно трясет головой, не отводя взгляда от Анук. – Может, вы не поняли вопроса? – Почему не поняла? Мне просто не слишком нравится эта идея. Вот и все. – Ги? – Мари-Кристин неподражаема во взрослой беспомощности и детской решимости заполучить Анук любой ценой. – Поговори с ней, Ги… – Но… – блею я овцой, зажатой между Анук и Мари-Кристин, между алтарем для жертвоприношений и секачом для рубки мяса. Предложение остается в силе. – Не так-то просто избавиться от наваждения, даже когда тебе за сорок. Даже когда ты можешь вытащить из мягкой фетровой шляпы все тайны полузабытого блюзмена Бадди Гая и мочки твоих ушей девственно чисты. – Предложение остается в силе, и мы можем подписать контракт в любое удобное для вас время. Речь идет об очень приличной сумме, поверьте. Слова Мари-Кристин не производят никакого впечатления на мою сестру. Хотя и пытаются забраться в рукава ее старого свитера, просочиться под обветшалый ворот, ухватиться за край шерстяной юбки. Черта с два, Анук умеет держать оборону. – Приличной сумме? Тогда придется бросить монету, Анук вынимает из-за щеки монету (я готов поклясться, что это та самая ярко-желтая монета с корабликом, безнадежно потерянная нами в детстве, на винограднике) и подбрасывает ее в воздух. Описав полукруг, монета падает в ладонь Анук. – Ну как? – живо интересуется Мари-Кристин. – Никак, – даже не взглянув на монету, Анук снова отправляет ее за щеку. – Предложение отклоняется. – Но… – Мари-Кристин и не пытается скрыть раздражения. – Вы даже не посмотрели! – Я всегда знаю, какой стороной она упадет.., Вопрос закрыт, но смириться с этим Мари-Кристин не хочет. – Ты не проводишь меня, Ги? – бросает она, не двигаясь с места. – Конечно. Кухню мы покидаем минут через пятнадцать, когда Мари-Кристин все-таки удается отлепиться от Анук. В прихожей летают стрекозы и ленивая осенняя паутина; в прихожей валяются вишневые косточки, речная галька и битая первыми холодами айва. А на дурацком плакате Рон-ни Бэрда завис геккон: картинка детского мира Анук так выпукла, что мне на мгновение кажется – я сошел с ума. – Ты ничего не замечаешь? – осторожно спрашиваю я У Мари-Кристин. – Что я должна заметить? – Мари-Кристин в сердцах бьет ладонью по макушкам болиголова, выросшего у вешалки. – Только то, что твоя сестра… или кем там она тебе приходится… Она просто маленькая сучка. – Зачем ты так… – Дрянь, – Мари-Кристин все еще не может успокоиться. – Но до чего же она хороша! Я должна получить это лицо. Любой ценой. Уговори ее, Ги. |