Онлайн книга «Анук, mon amour…»
|
– Мадемуазель Оффрей – дура. К тому же безответно в меня влюбленная. На вашем месте я бы не стал доверять подобным показаниям. – Мы располагаем не только ее показаниями, – в голосе Бланшара звучит мягкая укоризна. – По меньшей мере еще трое свидетелей утверждают то же самое. Электрик, пожарник и разносчик пиццы, не иначе. – Вот как? И что же они утверждают? Что я натачивал нож и прочищал базуку, чтобы избавиться от мадам Сават? – Не передергивайте, мсье Кутарба. Вы ведь хотели уйти из «Сават и Мустаки», не правда ли? – Это не совсем так… – Вы хотели организовать свою собственную компанию. Так будет точнее? – Я хотел быть самостоятельным. И Мари-Кристин… Мадам Сават была не в восторге от этой идеи. Не буду отрицать. – Почему? – Вы же сами сказали, Бланшар… «Сават и Мустаки» в последнее время заняли лидирующие позиции на парфюмерном рынке. И – не сочтите меня нескромным – в основном благодаря моим усилиям. Я просто вырос из рамок фирмы, понимаете? Вы ведь тоже вырастали из своих штанов, даже самых любимых… Упоминание о штанах приводит малыша Дидье не в самое лучшее расположение духа. Я идиот, мог бы и сам догадаться: рост – больная мозоль Бланшара, на которую лучше не наступать. В нем от силы метр шестьдесят, даже учитывая наборные каблуки и«ортопедические стельки. И вполне вероятно, что любимые штаны волочатся за ним из отрочества. Неказистого прыщавого отрочества по прозвищу «Шпингалет» или того хуже. – Значит, мадам Сават не хотела, чтобы вы уходили? – Дураку понятно. – Неужели это было такой уж неразрешимой проблемой? – Легко. Легко разрешимой, – я надолго замолкаю. Странно, но воспоминания о муторной, долгоиграющей склоке с Мари-Кристин по-прежнему причиняют мне боль. – Я мог бы взять кредит – и мне его давали… Но… Вы понимаете… Существовали этические соображения. – Какого плана? Бланшар-Бланшар, тебе ли не знать о них – с твоими вечными ценностями недомерка? – Мари-Кристин я был обязан всем. Всем, вы понимаете? Я был почти мальчишкой, когда она вывезла меня в Париж. И я любил ее – не из благодарности за карьеру, нет. Я просто любил ее. И сама мысль о том, что мой уход из компании будет расценен, как предательство, была мне невыносима. – И все-таки вы хотели уйти… И вы говорили об этом с мадам Сават… – Я не ушел. – А теперь? – малыш Дидье приоткрывает пасть и меланхолично запускает туда пальцы. – Что – теперь? – мне остается только следить за Бланшаром, выстукивающим на резцах что-то совсем уж легкомысленное: в диапазоне от классики до брит-попа. – Теперь этических соображений не должно существовать. Мадам Сават мертва, и никто не обвинит вас в предательстве. Вы свободны. – Я не убивал Мари-Кристин. – Разве я обвиняю вас в убийстве, мсье Кутарба? Просто на данном этапе вашей жизни ее гибель снимает многие проблемы. – Повторяю. Никаких особых проблем не было. Ах ты, сукин сын, блоха при исполнении, чихать я хотел на все твои финты!.. – Когда вы в последний раз видели мадам Сават? – Я встречал ее в аэропорту. – Я все еще стараюсь сохранять спокойствие. – Около двух недель назад… Если вы помните, мы начали беседу именно с этого. – Я помню. Вы встретили ее в аэропорту и?.. – И отвез в гостиницу «Невский палас». Это в центре. Она всегда там останавливается. Много лет. – Вы расстались в отеле? – Нет. В тот день мы вообще не расставались… – Пятнадцатого января? – Скорее всего. Скорее всего – пятнадцатого… У меня плохая память на даты. – И давно? – Бланшар наконец-то вынимает пальцы изо рта; но только затем, чтобы обрушить их на край ни в чем не повинного стола. Это уже не брит-поп, это рокапопс, никакой определенности в стиле, Бланшар всеяден. – Что – «давно»? – Давно плохая память? – Всегда была плохой. – Страдаете провалами? – недомерок сочувственно шмыгает носом. – Нет. Просто даты для меня несущественны. – С таким подходом трудно рассчитывать на успешный бизнес… Самое время расхохотаться в лицо сукиному сыну Дидье. Что я и делаю, в самый последний момент сменив оскорбительный хохот на надменное похмыкивание. – И тем не менее… Результаты успешного бизнеса налицо. А для дат существуют ежедневники. Теперь уже хмыкает Бланшар. – И вы позволите взглянуть на ваш ежедневник? – Это вряд ли. Там много конфиденциальной информации, которая как раз и касается бизнеса. – Понятно. Ноя не шпион конкурирующей фирмы… Я расследую дело об убийстве мадам Сават. – Откуда я могу знать? Я вас первый раз вижу. И вот еще что, Бланшар… Эта ваша дробь… Несколько отвлекает. Если возможно – перестаньте барабанить по столу. Недомерок вспыхивает, как будто его застали за чем-то неприличным. – Дурная привычка. Простите… Пальцы Бланшара моментально сжимаются в кулак, после чего кулак оказывается зажатым между коленями. Похоже, отрочество малыша Дидье было еще более безрадостным, чем я мог предположить. А с такими комплексами даже на широкоскулую официантку рассчитывать не приходится. – Вернемся к пятнадцатому января. Вы отвезли мадам Сават в отель. Что было после? – Пообедали в ресторанчике «Лас Торрес». Это совсем рядом, и Мари-Кристин он всегда нравился. Тихое место, испанская кухня, живая музыка и все такое… Нам нужно было обсудить кое-какие проблемы. – Касающиеся вас обоих? Дешевые финты продолжаются, но теперь мне совершенно на них наплевать. – Касающиеся «Сават и Мустаки». Мари-Кристин имела бизнес в России. Думаю, вы об этом осведомлены. Два бутика, первый открылся семь лет назад. – Его руководство осуществляете вы? – Нет. Скажем, я за ними приглядываю. Менеджмент и персонал – русские. Я вернулся в Россию всего лишь месяц назад. – Зачем? Меньше всего мне хотелось бы обсуждать эту проблему с выскочкой из парижского комиссариата. – Это как-то связано с вашими… э-э… трениями с мадам Сават? – продолжает напирать малыш. – Все гораздо проще. Я вел переговоры об открытии в Петербурге парфюмерного магазина нашей фирмы. – Удачно? |