
Онлайн книга «Ужасные невинные»
– Она – антиквар. Специализируется на… – Несколько коротких реплик в сторону шведской карги и такое же короткое уточнение: – На… артефактах… или что-то вроде… Из Латинской Америки. Артефакт – есть такое слово или нет?.. Та фигня, которую ты держал в руках, кажется ей очень ценной. Очень дорогая вещь и очень редкая. Очень, очень дорогая… Она может провести экспертизу в Стокгольме. Если ты захочешь. Она могла бы купить эту вещь, тебе нужно просто указать сумму. – Ясно. Поблагодари старушку за меня. – И все? – Все. Но это не все, далеко не все. Шведка никак не может успокоиться, мне с трудом удается вызволить саламандру из ее сразу ставших цепкими и хищными пальцев. Осознание того, что я являюсь владельцем ценной вещи («артефакта», как перевела соплячка), нисколько меня не греет. Единственное мое желание: как можно быстрее избавиться и от старой липучки, и от малолетней дряни, худших соседей придумать невозможно. Шведка протягивает мне визитку. – Call me, please [53] !.. * * * …Визитка – не ключ. Всего лишь – крошечный фрагмент, очередное звено в цепи, часть единого целого. После того как экзальтированная скандинавская мадам отдала мне кусочек картона (никаких излишеств, белый фон, черные буквы, ничем не примечательный шрифт), я сунул ее в бумажник Макса Ларина. В нем нет и не было ничего, кроме денег, – так мне казалось. А о существовании потайного кармана я даже не подозревал. Я наткнулся на него случайно, а мог бы не наткнуться вовсе – если бы не шведская визитка. Ее нужно было куда-то сунуть, вот и нашелся потайной карман. Информации в кармане не больше, чем в ларинском мобильнике, но там обнаруживаются спички. Стандартная плоская упаковка в десяток штук: такие спички обычно лежат в прозрачных емкостях на барных стойках или рядом со свечами на ресторанных столиках; обязательно – с названием заведения, его логотипом и его телефонами. Миниатюрный синий лыжник, его шарф (почти такой же длины, как и сами лыжи) полощется на невидимом ветру. С готическим и не совсем понятным мне немецким названием я связываться не хочу, но имеется и его английский, гораздо более вменяемый вариант: «Paradise valley». «Райская долина». Долго напрягать память не приходится. О «Райской долине» я слыхал от Билли. «Райская долина» – курорт в австрийских Альпах, где погиб Илья Макаров, приятель Август, приятель Жан-Луи. Он тоже знал Тинатин и тоже был отчаянно влюблен в нее. Как и я. Сведений об отношениях Тинатин и Макса Ларина у меня нет, но есть спички в его бумажнике - «Paradise valley». Означает ли это, что Макс (роль которого я сейчас, вероятно, исполняю) бывал там? И если бывал – то когда? Не в то ли самое время, когда погиб Илья Макаров? Единой картины не выстраивается, никакой ясности нет. То, что я знаю на сегодняшний момент: все те, чья судьба так или иначе пересеклась с судьбой девушки по имени Тинатин, – мертвы. Да и плевать, ничего это не изменит. Еще идя по длинному коридору в стокгольмском аэропорту, я вспоминаю и другое. То, что выудил в папке «Last temptation»: Илья Макаров приезжал в Стокгольм и отснял здесь целую серию фотографий. Немощная пейзажная лирика, но было и кое-что поинтереснее. Труп, вот что. Труп распластан на асфальте, под головой – темная лужа крови. И еще фотография какой-то лавки, точно такую же я видел на камине у Жан-Луи. – …Эй! Погоди!.. Соплячка. А я уж подумал было, что избавился от нее навсегда. – Ты русский? – Соплячка останавливается в шаге от меня. – Папуас. – Да ладно тебе… Первый раз здесь? – Тебе-то какое дело? – Просто интересуюсь. Меня Катя зовут. – Поздравляю. Ей и правда не больше пятнадцати, самый настоящий! уродец, лягушонок с моднючей прической: множество африканских косичек, дрэдов, отчего голова продвинутого! лягушонка имеет немалое сходство с осиным гнездом. Или с термитником. Все остальное укладывается в кислотный типаж, широко пропагандируемый «Полным дзэном»: футболка швами наружу, курточка из искусственного меха (рукава и воротник оторочены перьями ярко-зеленого цвета), расклешенные, украшенные стразами джинсы и голый живот. На рюкзаке малолетки болтается плюшевая Масяня. – Ты здесь один? – Малолетка снова проводит языком по губам, самолетные игры продолжаются. – В каком смысле? – Тебя встречает кто-нить? Меня вот уже год никто не встречает. – Ты живешь здесь? – я невольно втягиваюсь в бессмысленный и совершенно ненужный мне разговор. – Ну типа. Пожираю наслаждения… У меня папаша швед. А мамахен – русская. Мудаки оба. Хочешь перепихнуться? И Лоре, и Билли до соплячки далеко. Им далеко до глаз соплячки, абсолютно круглых, абсолютно бесстыдных, слепленных из какого-то уж совсем экзотического материала – подобно пуговицам на платьях из зимней коллекции Ж.-П. Готье. Им далеко до рта соплячки – энергичного лягушачьего рта, увешанного гроздьями подросткового герпеса. Им далеко до соплячкиных веснушек, не говоря уже о дрэдах. До ручек-спичек и ножек-палочек. До плюшевой Масяни им тоже не дотянуться. Но соплячка – логическое продолжение и Лоры, и Билли, если она и не читала «Лолиту», то киношку с одноименным названием видела наверняка. В очередной раз я жалею, что оказался именно в том месте, в котором должен был оказаться местечковый порнограф Пи. – Так ты хочешь перепихнуться? – Чего? – Ну… Трахнуться. Заняться любовью. – С кем? – Не с ней же, – соплячка трясет плюшевой куклой. – Со мной. – Хочу… Врезать тебе по морде. Вали-ка ты отсюда… пожирательница наслаждений. Может, тебе денег дать? – Зачем? – Купишь себе стакан молока. Охладишься. Соплячка еще плотнее придвигается ко мне: – Могу отсосать, – доверительно шепчет она, кладя руку на лямку моего рюкзака. – Бесплатно. Несколько секунд я размышляю, как бы половчее двинуть соплячке, куда бы двинуть: мягкий подростковый череп подошел бы, лягушачий рот подошел бы, но тогда на костяшках пальцев могут остаться осколки ее зубов. – Без глупостей, – лыбится соплячка. – Знаю, что ты задумал, но лучше тебе обойтись без глупостей. – А то?.. – А то первый же коп тебя повяжет. Я скажу, что ты приставал ко мне. Хотел изнасиловать. А я – несовершеннолетняя. Нужны тебе эти проблемы? |