Онлайн книга «Кровь на мечах. Нас рассудят боги»
|
Ромей говорил без умолку. И без устали. Только ведь и дураку ясно, что врет! Но киевляне слушали с интересом, хихикали редко. – А вот еще такой случай был… – протянул иерей. – Князь Навуходоносор, коий в Господа не веровал, поставил близ города Вавилона большого золотого истукана. Поклониться истукану пришли многие. Волею Господа нашего очутились там и трое верующих юношей: Ананий, Азарий и Мисаил. И едва загудели трубы, весь народ пал наземь, только Ананий, Азарий и Мисаил остались как были. Видя это, князь Навуходоносор разгневался, велел разжечь печь и бросить верующих в ее чрево. Жар был до того силен, что воины, исполнившие волю князя, сгорели. А трое юных мужей пели хвалебную песнь, прославляя Господа, и он услышал, послал ангела оградить их от пламени. Так Ананий, Азарий и Мисаил остались целы. Сие чудо удивило князя, и он повелел верующим выйти из горящей печи. А как только узрел, что жар не опалил ни тела, ни одежду, сказал: «Благословен Бог… Который послал Ангела Своего и избавил рабов Своих, которые надеялись на Него». И всем своим людям запретил хулить имя Господа, а ослушников велел казнить, – назидательно закончил иерей. Добродей сидел, открыв рот, и сам не понял, как так вышло (после долго корил себя и грустил), но с языка все-таки сорвалось словцо: – Врешь. К удивлению молодого гридня, слово подхватили многие. Могильной тишины, в которой слушали последнюю басню ромея, как не бывало. Византиец отбивался от нападок и обвинений. Его соратники тоже увязли в споре, над их столом нависло несколько дружинников, каждый потрясал кулаками, кричал, брызгал слюной. Вот уже кто-то схватил кувшин – дурной признак. Кто-то взвешивал в руке большую кость. «Все верно, – хмуро рассудил Добродей. – Неча врать. Мы, славяне, кривды не терпим!» И вновь голос Хорнимира перебил общий грохот. «На то он и воевода, – вздохнул гридень. – Эх, кабы и мне луженую глотку…» – Тихо! Тихо! Пусть Яроок скажет! Жрец поднялся, расправил плечи. Лицо, что весь пир мало отличалось от деревянных ликов на капище, стало светлым, уголки губ так и норовили прыгнуть вверх. – Я как думаю… Может, ромей и правду сказал. А может, и нет. Ведь в мире как бывает? Правда с Кривдою рядом ходят, рука об руку. – И че? – Пущай ромей на деле докажет… – протянул Яроок и все-таки не смог сдержать улыбки. – Точно! – подхватил кто-то. – Правильно! В печь его! – Троих!!! – завопили из дальнего угла. – Троих ромеев в один прихлоп! Добродей заметил, как побелел Михаил, вцепился в стол. А народ явно повеселел, вновь потянулся к кувшинам с брагой и хмельными медами. Князь тоже не грустил, зато княгиня озиралась опасливо, после зашептала на ухо Осколоду. Князь вскинул руку, обратился к византийцу: – Ну, так что? Докажешь?! Михаил сглотнул, пробормотал: – Господь говорит: «Если что попросите во имя Мое, то сделаю…» – Михаил запнулся, вскинул голову и продолжил уже громко: – А еще Господь речет: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит и больше сих сотворит, когда оное должно свершиться не напоказ, а для спасения душ». – Господь-то ладно, а сам-то что скажешь? – прогремел Хорнимир. Иерей шумно выдохнул, глянул вверх, будто там не мореные балки, а само небо: – Хотя и нельзя искушать Господа Бога, но если от души решили вы обратиться к Богу, просите, что хотите, и все полностью ради веры вашей совершит Бог, пусть мы жалки и ничтожны. – Че? – пробормотал Добродей в ухо Златана. – Да тихо ты… – отозвался гридень и потянулся за новым куском жареного мяса. Ромей учтиво поклонился Осколоду, голос прозвучал уверенно: – Светлый архонт, дозволь отправить гонца на мою лодью. Чтоб Евангелие принес. Книга такая… Священная реликвия. – Разрешаю. Осколод не успел договорить, а один из ромеев уже вскочил из-за стола и помчался прочь. Теперь ели и пили молча, изредка перешептывались. На Михаила поглядывали с уважением: хоть и ромей, а смел. Даже слишком. Тот тоже не унывал, молился, сложив ладони лодочкой и возведя взгляд к потолку. А Добродей пытался вообразить печь князя Навуходоносора, мысленно прикидывал, в какой из очагов княжьего двора могут поместиться одновременно три мужчины, ну даже очень худосочных отрока, пусть и так. Еще думал, как бы при эдаком пламени терем не подпалить. Наверное, про это же думал и Осколод, потому как при возвращении гонца сказал веско: – Негоже посылать в полымя гостей. Особливо тех, что с миром пришли. Но Михаил вроде бы и не расслышал слов владыки, принял из рук гонца большую золотистую книгу, прижал к груди. Губы иерея двигались, но слов не разобрать. – Что это? – кивнул Осколод. – Евангелие. Слово Божие. – Вот как… – протянул князь. – В первый поход на Царьград мы такие вещицы видели… Старшие дружинники и воевода закивали, кто-то заметил весело: – Хорошо горят! Получше бересты! Взгляд ромея в мгновенье стал острым, будто хотел насквозь проткнуть шутника, да не вышло. – Помню, – кивнул Осклольд. – Вот эту вещицу в огонь и брось. Коли не сгорит, значит, правда за тобой. Из просто бледного Михаил стал белоснежным, после чуть позеленел. Костяшки пальцев тоже побелели – так крепко сжимал книгу. – Святотатство… – выдохнул кто-то из ромеев. На него тут же цыкнули. – Ну, Михаил, давай уже! Не томи! – прикрикнул князь. – Тут вот и очаг имеется! К очагу ромей шел медленно, беззвучно шевелил губами – молился. Казалось, самый легкий способ отнять у иерея эту золотистую книгу – отрубить руки. Подойдя к очагу, Михаил замер, будто заледенел. Добря даже испугался, что ромей, позабыв о милостивом решении Осколода, сам шагнет в огонь. – Если книга останется неопаленной, – крикнул князь, – я сам твоему богу поклонюсь, а других богов отрину! Этот звук вывел византийца из оцепенения. Он поднял книгу над головой, закричал дурным голосом: – Прославь имя Твое, Иисус Христос, Господь наш в глазах всего этого племени! Евангелие полетело в огонь. Тот не вспыхнул, как полагалось, но и не погас. – Иди обратно, за стол, – пробасил Хорнимир, обращаясь к ромею. – А то, ишь, встал тут… Кто тебя знает, может, ты с Огнем-батюшкой сейчас договариваешься, а не с Господом своим. Тьфу, зараза! Чужеземный гость подпрыгнул, злобно зыркнул на воеводу и пошел прочь, куда велели. * * * В общем доме непривычно тихо, споры отгремели еще накануне. Как удалось избежать драки, не понимал никто. Добродей хотел было заикнуться, что все дело, видать, в Господней милости, которая тушит пожар ненависти в душе, но не стал. А то кто же ее знает, милость эту… Вдруг ромейский бог прям в этот миг отвернется, а Добродея и… того. А привлечь внимание бога можно только молитвой, это иерей Михаил доказал, ни у кого сомнений не осталось. Только вот Добря заветных слов пока не знает. |