Онлайн книга «Кровь на мечах. Нас рассудят боги»
|
– А теперь вот не стало князя, а ромеев прогнали, и что? Народ радуется! Радуется, что ярмо сбросил! И князя-душегуба, и бога рабского! Да в один присест! А Олег – освободитель, как есть – Освободитель! – Рот прикрой, – сказал Добродей хмуро. – Чего-чего? Второй раз повторять не стал, двинул точно в зубы. Розмич, не ожидавший такого предательства, равновесие удержать не смог и, если бы не приятели-новгородцы, непременно бы рухнул в дорожную пыль. – Ты чего? – спросил Роська – голос прозвучал тихо, удивленно. Когда сообразил, глаза потемнели, лицо исказила злобная гримаса: – Стало быть, ты один из тех, кто веру в богов-то родных предал? Так? – Я – христианин! – прорычал Добродей. – И от веры своей не отступлюсь! Розмич уже не слышал, ринулся вперед, кулак посылал резко, зло и точно. Добродея подхватить было некому. Опешивший Златан отступил на пару шагов и смотрел на мир круглыми глазами. Добря вскочил на ноги, чуть пригнулся, готовый в любой миг нанести или принять удар. Но зря. Приятели крепко держали Розмича, один из них склонился над самым ухом, что-то яростно шептал. Глаза у Роськи были бешеными, он рычал, пытался вырваться. – Что происходит? Этот голос отрезвил всех, кроме Добродея. В голове по-прежнему стучало, кулаки готовы к драке, как никогда прежде. О том, чтобы обнажить клинок, старший дружинник даже не думал. Роську нужно брать голыми руками, чтобы ни у кого не осталось сомнений в честности поединка. – Вот как… Эй, воин! Поумерь пыл! Добродей с рыком развернулся и замер. Нет… у людей таких глаз не бывает, только у нечисти. И это даже не изумруды, это… это… Добродей так и не смог подобрать нужного слова. Олег не улыбался. И не хмурился. Просто ждал, когда с лица киевского дружинника сойдет звериный оскал. – Никаких драк, – проговорил Олег. – Я задумал важное дело. Во благо Киева и славянского народа. Мне нужен каждый воин. Каждый. После подеретесь. Сам прослежу. Как завороженный Добродей глядел вслед новгородскому, теперь и киевскому князю, кажется, не дышал. И только одно знал наверняка: он никогда не сможет ослушаться приказа этого человека. Видать, и точно – колдун. Вещий. Переставляя неизменный посох, Олег уходил все дальше, сопровождаемый седовласым Ярооком и Гудмундом. – Розмич! С нами ступай, – приказал Олегов брат. Потирая ушибленную челюсть, Розмич устремился следом, не удостоив Добродея ни словом, ни взглядом. * * * Ветер гулял над киевскими горами. Холодный, совсем уже осенний, теребил косматую седую бородищу Яроока, перебирал полы тяжелого Олегова плаща. – Поговорим, князь. Только начистоту, – предложил Яроок, оглядываясь на занятых приготовлениями жрецов. – Розмич и Гудмунд проследят, дабы нам никто не помешал. Затем я и здесь, чтобы говорить, – ответил Олег. – Тогда пусть твои воины останутся у входа и дадут нам знак. Светлолик свое дело знает. – Cветлолик? – Мой поверенный. Помру – он заменою станет. Отворив дверь, жрец первым шагнул в проем. – Не обессудь, княже, потолки не по твоему росту… Олег хотел бы двинуться за ним, но Гудмунд придержал его за плечо и кивнул Розмичу: – Одд, он первым! Олег хмыкнул, но предосторожность лишней не бывает. Розмич вошел следом за Ярооком. Сруб показался тесным и темным, в проходе он едва ли мог расставить руки. Дневной свет с трудом просачивался из-за спины и терялся впереди. – Сюда, князь, – позвал жрец из темноты. Розмич двинулся на голос с риском свернуть ноги или расшибить лоб. Снаружи дом представлялся не столь длинным. Но глаза не успели привыкнуть к темноте, как впереди вспыхнула лампада, потом еще одна. – Все, ты можешь идти. Пусть Гудмунд известит, если что… – раздался за спиной голос Олега, который уже успел осмотреться и понять, что спрятаться лишнему тут негде. Две грубые длинные лавки вдоль стен, низкий, крепко сколоченный стол. В глубине какие-то бочонки, от пола и до самого верха. Олег сел, прислонив посох к стене справа. Розмич поклонился, украдкой выглядывая по низам, не притаилась ли какая змеюка. А распрямляясь, пребольно стукнулся затылком о перекладину. «Не везет сегодня, так не везет. Но князю и того хуже, в три погибели согнуться пришлось», – подумал он и вышел вон. – Не доверяешь, – усмехнулся Яроок, покончив с освещением и двигая по столу одну из масляных ламп в сторону Олега. – Береженого боги берегут. Да, небогато живешь, прямо скажем, небогато, – протянул князь. – То не жилище вовсе. Схрон. По непогоде все приготовления перед жертвоприношением здесь свершаются, – пояснил Яроок. – В ногах правды нет, садись и ты. – Правда в том, князь, – начал Яроок, усаживаясь от Олега через стол, – что посылал-то я купцов за Рюриком. – Да полно. Не знал ты разве, кто победил, я или Полат. Береста твоя первая безымянная. На кого Велес выведет. – Полат был старший Рюриков сын… И я думал… – Был, – уточнил Олег, зло сверкнув очами. – Рюрик нашей, старой веры. И Полат нашей. – Были. А я есть. И я тоже «старой», – возразил Олег. Яроок подумал, что лучше не спрашивать о судьбе Полата, и беседа пошла богословским руслом. – Нет, у тебя иные боги, князь. – Странный ты, Яроок, хотя и волхв. Все равно же, как прознал, кто в Новгороде хозяин, вести слал да советы, как сподручнее Осколода свалить. Было такое? – Да, – коротко ответил жрец. – Но Осколоду я клятв не давал, словом с ним не связан. И для веры моей, и для народа лучше было, чтобы сгинул он, отступник. – Вышло все по-твоему, волхв. – Не волхв я. Дажьбожий жрец, служу Солнцу красному! – А как ты именуешь бога Лунного? – По-нашенски то будет Велес. – Вот и ладно, – заключил Олег. – Значит, мой бог – это Велес. Но видал ли ты две луны в ночи и два дневных светила разом? То-то и оно. Нет мурманской Луны и ильмерского Солнца, и полянского Грома тоже нет. Завтра людей пришлю, чтобы бóгов столп вкопали. А сегодня жертвы пред твоими издолбами свершу. – Но ты же воин, князь, а Он купцов жалует да людей дорожных. – Яроок! В тех краях, откуда я прибыл с Рюриком уж как двадцать лет назад, меня знали под именем Одд Странник. И тот, коего ты только что называл Велесом, мне известен под прозвищем Всеотца – это Один. Вовек не ходил Он средь человеков, своих не меняя имен. И кончим на этом богословие. О деле давай. |