Книга Сияющая цитадель, страница 94 – Дэвид Эддингс

— Гости уже на мосту, — сообщил он. — Итайн встречает их. Он знает в лицо всех важных шишек в правительстве и даст нам знать, когда прибудут все, кто нам нужен. Как только это случится, рыцари поднимут мост. — Он взглянул на Сарабиана, который стоял у окна, нервно обгрызая ноготь. — Скоро начнется, ваше величество. Не пора ли вам переодеться?

— Тамульская мантия призвана скрывать множество недостатков фигуры, принц Спархок, так что она скроет и мой эленийский наряд, и шпагу. Я не намерен выходить в залу безоружным.

— Мы защитим тебя, Сарабиан, — заверила его Элана.

— Я и сам способен защитить себя, матушка. — Император вдруг нервно хохотнул. — Шутка так себе, но в ней изрядная доля истины. Ты, Элана, вывела меня из политического младенчества. В этом смысле ты и вправду моя матушка.

— Если ты хоть раз назовешь меня «мамулей» — я перестану с вами разговаривать, ваше величество.

— Я скорее откушу себе язык, ваше величество.

— Какова обычная процедура, ваше величество? — спросил Спархок у Сарабиана, когда они стояли у задернутого занавесями проема, поглядывая в щель на быстро заполнявшийся зал.

— Как только все соберутся, Субат призовет собрание к порядку, — ответил Сарабиан. — Потом мой выход — обычно под звуки того, что у нас в Материоне именуется музыкой.

— Стрейджен позаботился о том, чтобы твой большой выход стал поистине грандиозным, — успокоила его Элана. — Он сам сочинил партию фанфар.

— Неужели все эленийские воры обладают художественными талантами? — спросил Сарабиан. — Телэн рисует, Стрейджен сочиняет музыку, а Кааладор так просто прирожденный актер.

— Мы просто притягиваем таланты, верно? — скромно улыбнулась Элана.

— Надо ли мне объяснять, почему нас будет так много? — спросил Сарабиан, косясь на Миртаи и Энгессу.

Элана покачала головой.

— Никогда не пускайся в объяснения. Это признак слабости. Мы войдем рука об руку, и все повалятся ничком.

— Это называется коленопреклонение, Элана.

— Неважно, — пожала она плечами. — Когда они встанут, мы уже будем сидеть на троне, и вокруг нас будет стоять стража. Вот тогда-то и наступит твоя очередь. Даже не позволяй Субату открыть рот. У нас сегодня свои планы, и нам некогда слушать, как он будет лепетать о видах на урожай в Эдоме. Как настроение?

— Нервное. Я никогда прежде не свергал правительства.

— По правде говоря, я тоже — если не считать того случая в Базилике, когда я сделала Долманта архипрелатом.

— Спархок, неужели она и вправду это проделала?

— О да, ваше величество, причем безо всякой посторонней помощи. Она была великолепна.

— Не прерывай свою речь, Сарабиан, — продолжала Элана, — а если кто-то попытается тебя перебить, заткни ему рот. Даже не притворяйся вежливым. Это, в конце концов, наша вечеринка. Не уговаривай, не взывай ко здравому смыслу. Излучай холодное бешенство. Ты хороший оратор?

— Пожалуй нет. Мне нечасто дозволяли говорить на публике — разве что на выпускных церемониях в университете.

— Говори помедленнее. У тебя привычка говорить слишком быстро. Половина ораторского успеха — в ритме речи. Используй паузы. Переходи с крика на шепот. Играй, Сарабиан. Устрой им представление.

Он рассмеялся:

— Элана, ты шарлатанка.

— Разумеется. В этом-то и состоит политика — в обмане, плутовстве, шарлатанстве.

— Но это же чудовищно!

— Конечно. И потому так весело.

Едва очередной министр входил в зал, его приветствовало трубное пение фанфар, эхом перекатывавшееся под сводами потолка, — и это производило желанный эффект. Министры, облаченные в шелковые мантии, явно проникались трепетом собственного величия, о котором многие из них, как видно, давно уже позабыли. Они расходились по местам неспешным, почти царственным шагом, с возвышенно-серьезными лицами. Первый министр Пондия Субат был, судя по всему, более других впечатлен своим величием. В гордом одиночестве он восседал в обитом алым бархатом кресле, которое стояло у возвышения с тронами, и царственно посматривал на чиновников, которые рассаживались в креслах, расставленных рядами по обе стороны от широкого центрального прохода.

Министр финансов Гашон сидел вместе с Теовином, главой тайной полиции, и еще несколькими министрами. Вся эта компания непрерывно шушукалась.

— Это, судя по всему, оппозиция, — заметила Элана. — Теовин, вне всякого сомнения, замешан в заговоре, и остальные наверняка тоже — в большей или меньшей степени. — Она обернулась к Телэну, который стоял за ее спиной, обряженный в пажеские штаны до колен. — Не своди глаз с этих людей, Телэн. Я хочу знать, как они будут реагировать на происходящее. По выражению их лиц мы сможем определить, насколько глубоко они увязли в заговоре.

— Слушаюсь, моя королева.

В массивных двустворчатых дверях тронного зала появился Итайн и махнул рукой Улафу — это означало, что все нужные им чиновники прибыли.

Улаф, стоявший сбоку от возвышения, кивнул и поднес к губам свой рог.

Зала онемел, потрясенный до глубины души варварским рыком рога, скрежещущим и низким, — эхо его так и заметалось среди перламутровых стен. Огромные двери со стуком захлопнулись, и у входа встали двое рыцарей в полном боевом облачении — сириникиец в белом и пандионец в черном.

Первый министр поднялся.

Улаф трижды грохнул рукоятью топора по полу, призывая высокое собрание к тишине.

Император моргнул.

— В чем дело, Сарабиан? — спросила Миртаи.

— Сэр Улаф только что разбил несколько плиток.

— Их можно заменить костью, — пожала она плечами. — Сегодня вечером костей здесь будет хоть отбавляй.

— Я призываю Совет к порядку! — провозгласил Пондия Субат.

Улаф снова грохнул по полу.