Онлайн книга «Бедная Лиза»
|
Как непорочность, безоружен, Как постоянство, некрылат, Он был в Австреин век. Уже мы не находим Его нигде, но жизнь в искании проводим. Париж, июня… 1790 Вчера целых пять часов провел я у г-жи Н*, и не скучно; даже самый прелестный барон, друг ее, казался мне сносным. Говорили о чувствительности. Барон утверждал, что привязанность мужчин бывает гораздо сильнее и надежнее, что женщины более плачут, а мы чаще умираем от любви. Хозяйка утверждала противное и милым голосом, с нежным и томным видом своим рассказывала нам печальный лионский анекдот. Все были тронуты; я не менее других. Г-жа Н* оборотилась ко мне и спросила: «Сочиняете ли вы стихи?» – «Для тех, которые любят меня», – отвечал я. – «Вот вам материя. Дайте мне слово описать это приключение в русских стихах». – «Охотно, но позвольте немного украсить». – «Нимало. Скажите только, что от меня слышали». – «Это слишком просто». – «Истина не требует украшений». – «По крайней мере в рассказ можно вместить некоторые мысли, нравственные истины». – «Дозволяю. Сдержите же слово». – Я сдержал его и написал следующее: АЛИНА
О дар, достойнейший небес, Источник радости и слез, Чувствительность! Сколь ты прекрасна, Мила – но в действиях несчастна!.. Внимайте, нежные сердца! В стране, украшенной дарами Природы, щедрого творца, Где Сона светлыми водами Кропит зеленые брега, Сады, цветущие луга, Алина милая родилась; Пленяла взоры красотой, А души ангельской душой; Пленяла – и сама пленилась. Одна любовь в любви закон, И сердце в выборе не властно; Что мило, то всегда прекрасно; Но нежный юноша, Милон, Достоин был Алины нежной; Как старец, в младости умен, Любезен всем, от всех почтен. С улыбкой гордой и надежной Себе подруги он искал; Увидел – вольности лишился: Алине сердцем покорился; Сказав: «Люблю!», ответа ждал… Еще Алина слов искала, Боялась сердцу волю дать, Но все молчанием сказала. — Друг друга вечно обожать Они клялись чистосердечно. Но что в минутной жизни вечно? Что клятва? – Искренний обман! Что сердце? – ветреный тиран! Оно в желаньях своевольно И самым счастьем – недовольно. И самым счастьем! – Так Милон, Осыпанный любви цветами, Ее нежнейшими дарами, Вдруг стал задумчив. Часто он, Ласкаемый подругой милой, Имел вид томный и унылый И в землю потуплял глаза, Когда блестящая слеза Любви, чувствительности страстной Катилась по лицу прекрасной; Как в пламенных ее очах Стыдливость с нежностью сражалась, Грудь тихо, тайно волновалась И розы тлели на устах. Чего ему недоставало? Он милой был боготворим! Прекрасная дышала им! Но верх блаженства есть начало Унылой томности в душах; Любовь, восторг, холодность смежны. Увы! Почто ж сей пламень нежный Не вместе гаснет в двух сердцах? Любовь имеет взор орлиный: Глаза чувствительной Алины Могли ль премены не видать? Могло ль ей сердце не сказать: «Уже твой друг не любит страстно»? Она надеется (напрасно!) Любовь любовью обновить: Ее легко найти исканьем, Всегдашней ласкою, стараньем; Но чем же можно возвратить? Ничем! В немилом все немило. Алина та же, что была, И всех других пленять могла, Но чувство друга к ней простыло; Когда он с нею, скука с ним, Кто нами пламенно любим, Кто прежде сам любил нас страстно, Тому быть в тягость наконец Для сердца нежного ужасно! Милон не есть коварный льстец: Не хочет больше притворяться, Влюбленным без любви казаться — И дни проводит розно с той, Которая одна, без друга, Проводит их с своей тоской. Увы! Несчастная супруга В молчании страдать должна… И скоро узнает она, Что ветреный Милон другою Любезной женщиной пленен; Что он сражается с собою И, сердцем в горесть погружен, Винит жестокость злой судьбины! [286] Удар последний для Алины! Ах! Сердце друга потерять И счастию его мешать В другом любимом им предмете Лютее всех мучений в свете! Мир хладный, жизнь противны ей; Она бежит от глаз людей… Но горесть лишь себя находит Во всем, везде, где б ни была!.. Алина в мрачный лес приходит (Несчастным тень лесов мила!) И видит храм уединенный, Остаток древности священный; Там ветр в развалинах свистит. И мрамор желтым мхом покрыт; Там древность божеству молилась; Там после, в наши времена, Кровь двух любовников струилась; Известны свету имена Фальдони, нежныя Терезы; [287] Они жить вместе не могли И смерть разлуке предпочли. Алина, проливая слезы, Равняет жребий их с своим И мыслит: «Кто, любя, любим, Тот должен быть судьбой доволен; В темнице и в цепях он волен Об друге сладостно мечтать — В разлуке, в горестях питать Себя надеждою счастливой. Неблагодарные! Зачем, В жару любви нетерпеливой И в исступлении своем, Вы небо смертью оскорбили? Ах! Мне бы слезы ваши были |