
Онлайн книга «Бегущий за ветром»
Русский отбросил недокуренную сигарету и достал из кобуры пистолет. Вот как суждено умереть моему отцу. Здесь, на моих глазах. Про себя я повторял заученную в школе молитву. – Переведи ему, пусть хоть тысячу пуль в меня всадит, но я не позволю ему опозорить женщину. Перед глазами у меня так и встал тот зимний день. Камаль и Вали крепко держат Хасана. Ягодицы Асефа в ритмичном движении напрягаются и расслабляются. Напрягаются и расслабляются. Каким героем я себя тогда показал! Может, Баба мне и на самом деле не родной? Рука с пистолетом стала медленно подниматься. – Баба, да сядь же, – дернул я отца за рукав. – Он ведь и вправду убьет тебя. Баба вырвал руку. Прорычал: – Так я тебя ничему и не научил. И ухмыляющемуся солдату: – Скажи ему, пусть постарается убить меня с первого выстрела. Если я не рухну на месте, я его на куски порву, да падет проклятие на голову его отца! Русский выслушал перевод, но улыбаться не перестал. Дуло пистолета теперь смотрело прямо отцу в грудь. Щелкнул предохранитель. Я закрыл лицо руками. Грянул выстрел. Вот и все. Мне восемнадцать лет, и я сирота. Один на всем белом свете. Баба мертв, предстоит погребение. Как мне его похоронить? И куда податься потом? Я открыл глаза, и хоровод гадких мыслей у меня в голове оборвался. Баба стоял, как стоял, зато внизу у машины появился еще один русский. Пистолет в его руке был направлен в небо, из дула поднимался дымок. Солдат, который намеревался стрелять в Бабу, прятал свое оружие в кобуру, неловко переминаясь с ноги на ногу. Мне захотелось смеяться и плакать одновременно. Второй русский (видимо, офицер, седой и в теле) заговорил с нами на ломаном фарси, извиняясь за поведение своего товарища: – На войну присылают мальчишек. А тут полно наркотиков. Накачаются, вот на подвиги и тянет. Ну что мне с ним делать? Седой махнул нам рукой, и мы тронулись с места. До нас донесся смех, а потом изломанные, пьяные слова старинной свадебной песни. Минут пятнадцать мы ехали в молчании. Внезапно муж молодой женщины встал и припал губами к руке Бабы. Я не очень удивился. И до него многие целовали отцу руку. А Тоору не повезло – Карим с афганским солдатом правду говорили. За час до рассвета мы въехали в Джелалабад. Карим быстренько (чтобы не увидел кто) отвел нас в какую-то хижину на перекрестке двух незамещенных улиц, густо заросших акациями. Вокруг белели скромные одноэтажные домики, на дверях запертых лавок болтались замки. Было холодно и почему-то пахло редиской. В совершенно пустой, скудно освещенной комнате Карим сразу же запер дверь, задернул занавески и только тогда сообщил дурные вести. Его брат Тоор не сможет отвезти нас в Пешавар. У его машины неделю назад сгорел мотор. А запчастей все не везут и не везут. – Неделю назад? – простонал кто-то. – Зачем же ты нас сюда привез? Краем глаза я успел заметить движение – кто-то из толпы метнулся прямо к Кариму. И вот уже наш шофер прижат к стене и ноги его болтаются в полуметре от пола. Баба своими ручищами стиснул Кариму глотку. – Я вам скажу зачем, – прорычал Баба. – Он ведь получил деньги за свою часть маршрута. А на остальное ему плевать. Карим давится и хрипит. На губах у него выступает пена. – Оставь его, ага, ты ведь его убьешь, – слышится чей-то сердобольный голос. – Что я и собираюсь сделать, – сухо отвечает Баба. И ведь он не шутит, только присутствующие об этом не подозревают. Карим синеет и брыкается. Только когда молодая женщина, которую Баба спас от русского солдата, попросила его, отец сдался и отпустил мошенника. Широко открывая рот и хватая воздух, Карим покатился по полу. В комнате тишина. И двух часов не прошло, как Баба, рискуя получить пулю в грудь, вступился за женщину, с которой даже не был знаком. И вот теперь он задушил бы человека до смерти, если бы не просьба все той же женщины. Послышался глухой удар в дверь. Постойте, не в дверь. В пол. – Это еще что? – спросил кто-то. – Это беженцы, – выдавил Карим между двумя судорожными вдохами. – Они в подвале. – А они сколько ждут? – поинтересовался Баба с высоты своего роста. – Две недели. – Ты же сказал, грузовик сломался семь дней назад. Карим потер шею. – Ну может, неделькой раньше. – Когда прибудут запчасти? – взревел Баба. Карим вздрогнул и ничего не ответил. Все-таки хорошо, что потемки скрыли лицо Бабы, такая на нем была жажда убийства. Стоило Кариму поднять крышку подпола, как в нос ударил затхлый запах плесени, сырости и нечистот. Один за другим мы спустились вниз, лестница под тяжестью Бабы застонала. В холодном подвале я почувствовал на себе взгляды многих людей. В тусклом свете двух керосиновых ламп мелькали тусклые силуэты, слышался сдавленный шепот, звук падающих капель и какой-то скрип. Баба со вздохом поставил чемоданы на землю. Карим убеждал нас, что через парочку дней грузовик починят и мы устремимся в Пешавар, навстречу свободе и безопасности. Всю следующую неделю мы просидели в подвале. К концу второго дня я понял, откуда берется скрип. Крыс– то было полно. Когда мои глаза привыкли к темноте, я насчитал в подвале около тридцати товарищей по несчастью. Сидя плечом к плечу, мы ели галеты, хлеб с финиками, яблоки. В первую же ночь все мужчины молились вместе, и один из них спросил, почему Баба не участвует. – Надо просить Аллаха о спасении. Помолись Господу. Баба только фыркнул и вытянул ноги, устраиваясь поудобнее. – Если нас что и спасет, так это восьмицилиндровый двигатель и приличный карбюратор. Под конец первого дня выяснилось, что Камаль с отцом тоже сидят с нами в подвале. Я поразился, что до дружка Асефа оказалось рукой подать – в прямом смысле этого слова. Но когда отец и сын перебрались поближе к нам и я разглядел лицо Камаля, разглядел как следует… Лицо у Камаля ссохлось – других слов у меня нет. В глазах была пустота – я даже не понял, узнал ли он меня. Весь он как-то сгорбился, щеки обвисли, будто не в силах держаться на костях. Его отец, владелец кинотеатра в Кабуле, рассказал Бабе, как три месяца назад шальная пуля угодила его жене в висок и убила на месте. Про Камаля он тоже рассказал, но шепотом, до меня долетали только обрывки слов: – Не надо было отпускать его одного… он ведь такой красавчик… четверо их было… он пытался сопротивляться… Господи… они овладели им… все брюки были в крови… и теперь не говорит ни слова… только смотрит… |