Книга Тысяча сияющих солнц, страница 48 – Халед Хоссейни

На автобусной станции «Лахорские Ворота» у мечети Пол-Махмуд-Хан в Восточном Кабуле автобусы стоят длинной вереницей. На крышах громоздятся чемоданы, мужчины в чалмах увязывают багаж веревками. В здании у окошка кассы длинная очередь — тоже из одних мужчин. Закутанные в бурки женщины стоят кучками, поклажа сложена у ног, дети рядом — им строго-настрого запрещено отходить далеко.

Всюду полно моджахедов при полном параде: паколь, пропыленный камуфляж, высокие армейские ботинки. И ясное дело, у каждого — автомат Калашникова.

Лейла настороженно осматривается, стараясь ни с кем не встречаться глазами, ей кажется, все вокруг глядят на них осуждающе.

— Видишь кого-нибудь? — спрашивает Лейла у Мариам.

У Мариам Азиза на руках.

— Смотрю.

Вот оно, первое скользкое место в их плане: найти мужчину, которого можно будет выдать за родственника. Ведь та свобода, что имелась у женщин прежде, давно в прошлом. Лейла помнила слова, сказанные Баби, когда у власти находились коммунисты: «Сейчас женщинам в Афганистане открыты все пути, Лейла». После того как власть в апреле 1992 года перешла к моджахедам, страна стала именоваться Исламское Государство Афганистан. Верховный суд, возглавляемый Раббани, заполнили консервативные неуступчивые муллы, которые вмиг отменили законы, введенные в отношении женщин коммунистами, и обратились к овеянному веками шариату: женщинам кутаться от посторонних глаз, отправляться в путь исключительно в сопровождении родственника-мужчины, за супружескую измену женщин следует побивать камнями. Правда, пока древние законы соблюдались не слишком строго. «Им просто не до нас, — сказала как-то Лейла, — если бы не война друг с другом, уж они бы за нас взялись».

Второе скользкое место было связано с тем, как им, собственно, попасть в Пакистан. Приняв уже почти два миллиона беженцев, Пакистан в январе этого года закрыл для афганцев свои границы. Как говорили, теперь туда пускали только по визам. Но границы не были закрыты наглухо (впрочем, они никогда не были на крепком замке), и тысячи афганцев продолжали просачиваться в Пакистан — по гуманитарным каналам, за взятки или наняв проводника.

«Нам главное попасть на место, а там способ найдется», — говорила Лейла.

— Как тебе этот? — спрашивает Мариам.

— Вид у него какой-то... не внушающий доверия.

— А вот он?

— Слишком стар. К тому же с ним еще двое мужчин.

Наконец Лейла находит нужного человека.

Он сидит на скамейке у входа в парк, рядом с ним женщина в бурке, на руках — маленький мальчик в тюбетейке, наверное, ровесник Азизы. На надежном мужчине рубашка с расстегнутым воротником и скромный серый плащ, нескольких пуговиц нет.

— Подожди меня здесь, — велит Лейла.

Мариам снова принимается за молитвы.

Лейла подходит к молодому человеку, тот чуть привстает, закрываясь рукой от солнца.

— Извини меня, брат, вы едете в Пешавар?

— Да, — щурит глаза тот.

— Не мог бы ты нам помочь? Окажи нам услугу.

Мужчина передает мальчика женщине и вместе с Лейлой отходит на пару шагов в сторону.

— Чем могу служить, хамшира?

У него доброе лицо и кроткие глаза.

Лейла рассказывает ему сочиненную заранее историю. Она — вдова. Никого из родственников у них с матерью и дочкой в Кабуле не осталось, и они решили перебраться к дяде в Пешавар.

— И ты хочешь ехать с моей семьей, — подхватывает молодой человек.

— Знаю, мы будем тебе в тягость. Но ты с виду такой отзывчивый, и я...

— Хамшира, не тревожься зря. Я понимаю. Я все сделаю. Позволь, я пойду и куплю тебе билеты.

— Спасибо, брат. Это доброе дело в глазах Господа, саваб.

Лейла достает из-под бурки конверт и протягивает своему спасителю. В конверте тысяча сто афгани — примерно половина всех имеющихся при ней денег. Сколько-то скопила, сколько-то получила за кольцо.

Мужчина прячет конверт в карман брюк.

— Подожди меня здесь.

На глазах у Лейлы молодой человек входит в здание. Возвращается через полчаса.

— Пусть лучше твои билеты побудут пока у меня. Автобус отъезжает через час, ровно в одиннадцать. Сядем в автобус все вместе. Меня зовут Вакиль. Если спросят — не должны, вообще-то, — я им скажу, что ты мне — двоюродная сестра.

— Я — Лейла. Мою мать зовут Мариам, дочку — Азиза.

— Я запомню. Не отходите от нас далеко.

Они располагаются на соседней скамейке. Утро солнечное и теплое, далеко над холмами два-три белых пушистых облачка. Мариам кормит Азизу печеньем, которое она предусмотрительно захватила с собой из дома, и предлагает Лейле.

— Да мне куска не проглотить, — смеется Лейла. — Меня всю трясет.

— И меня тоже.

— Спасибо тебе, Мариам.

— За что?

— За печенье. За то, что отправилась с нами. Мне бы одной ни за что не справиться.

— Это тебе-то?

— У нас все получится, ведь правда?

Мариам берет ее за руку.

— Коран говорит: «Аллаху принадлежит и восток и запад; и куда бы вы ни обратились, там лик Аллаха. Поистине, Аллах объемлющ, ведущий!»

— Би! — Азиза тычет пальцем в автобус. — Майам, би!

— Вижу, вижу, Азиза-джо. Би. Мы скоро все поедем на би. Ой, сколько нового ты увидишь!

Лейла улыбается. Плотник в мастерской напротив пилит доски, на землю летят опилки. Мимо проезжают машины с запыленными, закопченными стеклами, поодаль рычат моторами автобусы с намалеванными на боках павлинами, львами, солнцами и сверкающими мечами.

На утреннем солнышке у Лейлы кружится голова, восторг, упоение собственной храбростью пронизывает ее всю. Махая хвостом, подходит уличная собака, и Лейла гладит ее по спине.

Без нескольких минут одиннадцать человек с мегафоном объявляет посадку на Пешавар. Дверь автобуса с шипением открывается. К ней, расталкивая остальных, бросается толпа пассажиров.

Вакиль подхватывает на руки сына и делает Лейле знак.

— Мы идем, — говорит Лейла.

Вакиль шагает впереди. В автобусе уже полно народу, люди машут на прощанье руками, выкрикивают добрые пожелания.

У входа молодой солдат-ополченец проверяет билеты.

— Би! — кричит Азиза.

Вакиль передает солдату билеты, тот рвет их пополам и возвращает. Вакиль пропускает вперед жену, переглядывается с контролером, вскакивает на первую ступеньку, наклоняется и шепчет что-то ополченцу на ухо. Тот кивает.

Душа у Лейлы уходит в пятки.

— Вы двое, с ребенком, отойдите-ка в сторону, — приказывает контролер.