Онлайн книга «Что-то случилось»
|
– Что тебе снилось? – спрашивает наутро жена, готовя завтрак. – Дерек. – Ты смеялся. – И ты снилась. Ты валялась с чужим дядей. – Ты смеялся. – Ты схватила меня за член. Мне нравится, когда меня хватают за член. – Хочешь, схвачу прямо сейчас? – Мне ж на работу. Приготовь сегодня ужин. Ты была забавная. С огромным чернущим негром. – Мне снился чудовищный сон. – Ты плакала. – Это тебе снилось? – Ты плакала во сне. – Что ж ты меня не разбудил? Мне снилось, я плачу и никак не могу перестать. – Я был занят собственным сном. Может, нам приснился один и тот же сон. Тебе не снилось, что ты валяешься с дылдой – черномазым? – Мне это ни к чему. Мне хватает тебя. – По-моему, наша сучка все-таки гоняет без спросу либо в твоей, либо в моей машине. Он вчера за ужином начал было что-то говорить, и она уж такими злющими глазами на него уставилась. – Спрошу у нее. – Я ее на этом поймаю. Приготовь сегодня ужин. С удовольствием ее поймаю. – Ты последнее время много бываешь дома. – Ну и что? – Да ничего. Я рада. – И я ничего. – И незачем кричать. – А я не кричу. Не понимаю, почему стоит мне изредка повысить голос, и сразу упреки – мол, кричу. Все люди повышают голос. И ты тоже. Не понимаю, что тебя так раздражает. – Это ты сегодня с утра раздражаешься. Я рада, когда ты дома. Ты даже стал посвистывать. Может, тебе стало приятно проводить время дома, с нами? – Конечно, приятно. – У тебя все в порядке? – Все прекрасно. И было бы еще лучше, если б ты перестала спрашивать, все ли у меня в порядке. – Так я и знала, этого настроения надолго не хватит. – А еще удивляешься, что я спешу сбежать на службу. – Если у тебя что-нибудь стряслось на службе, я бы хотела знать. – Все прекрасно. – У вас что-нибудь стряслось? – резко спрашивает Грин, едва я переступаю порог. – Стряслось? – Я спросил достаточно громко. (О черт, он тоже сегодня бешеный и застал меня врасплох.) – Ничего не стряслось. – Не врите. Он свирепо, с садистской злобой глядит на меня выпуклыми своими влажными глазами, на его разгоряченном чувственном лице, на лбу и верхней губе проступили капли пота. Обычно Грин не позволяет себе потеть на людях. (Интересно, что его сегодня утром беспокоит больше – недостаточность щитовидной железы или увеличенная предстательная.) На нем просторный мягкий костюм верблюжьей шерсти – на сером фоне тоненькая лиловая полоска, – с большими и острыми лацканами, и ему это сходит с рук. Мы, остальные, можем себе позволить надеть подобный костюм только на праздник или на выставку, хотя такие широкие мешковатые брюки годятся и для воскресных пикников, водных прогулок или в загородных клубах. Грин слишком роскошная личность среди нас, у него богатейший словарь, и оттого начальство его чуждается и при нем чувствует себя стесненно. Гораций Уайт боится его как чумы. Грин ищет расположения Горация Уайта, Уайт бежит от него к Блэку – тот презирает Грина и открыто его поносит, – Грин удаляется зализывать раны. – Блэк – животное, – жаловался мне Грин. – Горилла. Разговаривать с ним бессмысленно. Блэк – антисемит. Грин ждет и зло смотрит на меня из-за стола, словно это с меня надо спрашивать за его щитовидку, предстательную железу, колит или за Блэка. – Не понимаю, о чем вы. – Нечего мне врать, да еще так неубедительно, – начинает он, буквально не дав мне кончить, словно ему заранее известно, что я отвечу. – Можно врать, когда я вас не подозреваю. Я ваше начальство. Если не хотите лишиться места, не смейте никому тут врать неубедительно. Не желаю, чтоб моих подчиненных презирал кто-нибудь, кроме меня. – Жена у меня дерьмо – вот что стряслось. – Нельзя ли полегче? – Вы же сами спросили, так? – Я вам не Энди Кейгл. – Энди Кейглу я бы этого не сказал. – Мне нравится ваша жена. – Нет, Джек, не нравится. И мне тоже. Что стряслось? – У меня было четыре жены, и вы никогда ни об одной не слыхали от меня дурного слова, хотя я всех их терпеть не мог. – Она от вас вовсе не в восторге. – Нечего сплетничать. – Она говорит, вы негодяй – не дадите мне выступить на конференции. – Хватит прикрываться женой. – Да бросьте, Джек. Не так уж она вам нравится. – Вовсе она мне не нравится, если желаете продолжать о том же. Сказать почему? – Не надо. – На иных наших сборищах она пьет слишком много, а на других слишком мало. Она скована, и связана, и заражает этим других. От нее исходит дух неловкости, как от других – разные запахи. – Я ж сказал, не надо. – Она не подарок. Не богата. Ничем не знаменита, не компанейская, и она вам не помощница, и мне тоже. – Вы ведь, кажется, спросили, не стряслось ли у меня что-нибудь, верно? – А вы прикрываетесь женой, чтоб не отвечать. – Нет, не прикрываюсь. Отчего вы в таком плохом настроении? – А вы отчего в хорошем? – Сейчас не в хорошем. – Сейчас вы дуетесь, – кривясь, эхом отзывается он – похоже, ему тоже присуща мальчишеская склонность вдруг злобно передразнить того, кто донельзя его Раздражает. Это называется эхолалия. Это называется эхолалия (невольное мгновенное повторение слов, сказанных другим человеком. Я посмотрел в словаре. Ха-ха). Ха-ха. Ха-ха. (Так можно без конца.) Так можно без конца. – А мне уж и дуться нельзя? – спрашиваю я. – А вам уж и дуться нельзя? – спрашивает он. – В чем дело, Джек? – В чем дело, Джек! – жду я, что он повторит моим голосом, точно в дурном сне (как я, бывает, непроизвольно облаиваю жену или дочь их же голосами, когда слишком взвинчен, совсем обалдел и уже не в силах придумать менее ребяческий способ ударить их побольней). – Вы что, подыскивали где-нибудь работу получше? – слышу я вместо того. – Работу получше? – Без моей помощи вам ничего не найти. – А надо искать? |