Онлайн книга «Что-то случилось»
|
– Она никогда ничего такого не говорит. – И ты не говоришь. – Я ее не обожаю. – Ты же понимаешь, о чем я. Зачем шутить, если тебе и правда не все равно, как она к тебе относится? – Вечно она злится, – жалуюсь я. – И даже когда не злится, она приходит и делает вид, будто злится, и тогда и впрямь начинает злиться. Она ведь и с тобой так. – Потому-то она так остро чувствует, когда ты злишься на нее, или не обращаешь внимания, или тебе некогда с ней поговорить, когда она приходит поговорить с тобой. – На самом деле ей совсем не о чем со мной говорить. – Она просто не знает, что сказать. – Не знает, что мне сказать? – Не знает, о чем еще заговорить, чтобы тебе интересно было слушать. – Тогда чего ради она, по-твоему, старается? – Хочет произвести на тебя впечатление. – Да разве это нужно? – Тогда чего ради она, по-твоему, старается? Ты всегда витаешь мыслями где-то далеко от нас. Всегда ведешь себя так, будто мы навязываемся тебе, а ты предпочел бы оказаться где-нибудь подальше от нас. Вот и со мной тоже. – Перестань, пожалуйста. Сейчас не о тебе разговор. А то я и вправду захочу убраться куда-нибудь подальше. – Извини. У меня этого сейчас и в мыслях не было. – Нет, было. Не то не сказала бы так. – А ты не можешь ко мне не придираться? – Вечно она твердит тебе, что не выносит меня, и вечно заявляется ко мне в кабинет и твердит, что не выносит тебя, и начинает со мной собачиться – не из-за одного, так из-за другого. – Она просто не умеет придумать, о чем с тобой заговорить. – Что же прикажешь делать? – Она стесняется. – Меня? – Потому-то она так часто и приходит тебе мешать. Ей хочется, чтобы ты уделил ей немножко внимания и сказал, что она хорошенькая. – Когда она обрушивает на меня кое-какие свои высказывания, она бывает вовсе не такая уж хорошенькая. – Неужели она, по-твоему, не хорошенькая? – А по-твоему? – Она могла бы быть хорошенькой. Даже очень хорошенькой, если б немного похудела и хоть немного заботилась о своем лице и о волосах. – Зачем же у нас вечно еда, от которой толстеют, и полон дом конфет, сладких пирогов и мороженого? – Верно. Сама не знаю зачем. Забываю. – У нас никто этого не любит, только ты. И она. – Больше не буду. – Я не знаю, о чем с ней разговаривать. – А она не знает, о чем разговаривать с тобой. – Ну что мне ей ответить, когда она называет себя толстухой и уродиной и просит сказать по-честному – считал бы я ее хорошенькой, не будь она моей дочерью? Понравилась бы она мне? Она не толстуха и не уродина и сама это знает. Что же мне прикажешь говорить? – Она не знает, о чем еще с тобой говорить. Боится заговорить о чем-нибудь еще. Я и сама не знаю, о чем с тобой разговаривать. Мне и с ней трудно разговаривать. – Что ты несешь? – Мы никто не знаем, что тебе сказать. Ты вечно злишься. Сразу на стену лезешь. – Да брось ты. – Нет, правда. При тебе мы чувствуем себя круглыми дураками. Ты нарочно этого добиваешься. – Ну, не такой уж я изверг. – Вот, может, если б ты раньше возвращался домой или пореже ночевал в городе… – Какое это имеет отношение к нашему разговору? Я работаю допоздна. – Или уж бывал бы дома реже. Без тебя мы иногда отлично ладим. – Так может, мне вовсе не приходить домой? – У меня этого и в мыслях не было. – По-твоему, нам лучше развестись? – Нет. Сам знаешь. Что это ты так сразу про развод? – Чем ты недовольна? – Ничем. Зря я так сказала. Не знаю. Сама не знаю почему. У меня ничего такого и в мыслях не было. – Нет, было. Не то не сказала бы так. Что на уме, то и на языке. – Это и к тебе относится. Она думает, ты ее ненавидишь. – Ничего подобного. Только изредка. Когда она доводит меня до белого каления. – Она говорит, ты никогда на нее не смотришь. – А что это значит, черт возьми? – Что ты не смотришь прямо на нее, даже когда разговариваешь с ней. Она говорит, ты смотришь куда-то в сторону. Такие вещи она замечает. Она думает, ты так ее презираешь, что даже не можешь себя заставить на нее поглядеть. – Она спятила. Ничего подобного. – А ты на нее смотришь? – Конечно. Нет, не знаю. Наверно, смотрю. А почему бы и нет? – Она думает, ты ее не любишь. – Неправда. – Ты ее любишь? – Конечно. А ты? – Сам знаешь, что люблю. – А ведь всегда ее отчитываешь. Больше моего. – Она боится. – Чего? – Тебя. – Бред собачий. – Мы никогда не знаем, в каком ты настроении. – Такая уж у нас жизнь. – Никогда не знаем, что при тебе можно сказать, боимся нарваться на грубость. – Я сам боюсь. – Чего? – Что значит чего? Тебя. Всех вас. Прямо на цыпочках хожу, такие вы все недотроги, черт вас возьми, и так всего боитесь. Приятно мне, по-твоему, что вы меня боитесь? Я тоже никогда не знаю, что сказать, – того и гляди кого-нибудь нечаянно заденешь. Да с вами хуже, чем с Грином, или с Артуром Бароном, или с Горацием Уайтом. Вечно я как на иголках, и это у себя дома. Неудивительно, что я столько кричу. А я правда много кричу? – Теперь только и делаешь, что кричишь. – Иногда это выходит нечаянно. – Тыстал такой раздражительный. – Я теперь все время раздражаюсь. И все время усталый. – Может, ты слишком напряженно работаешь? – Не так уж напряженно. Просто много волнений. – Может, тебе поискать работу полегче? – Ты что, не слышишь, что я говорю? – Не такую напряженную. – Я ж сказал: я работаю вовсе не напряженно. – Ну, может, надо поискать другую работу. – Я как раз и стараюсь получить другую работу. – Она будет тяжелей или легче? – Думаю, легче. Ответственности больше, зато нажим куда меньше. Денег больше. Волнений больше. Не знаю. |