Онлайн книга «Хрустальная ловушка»
|
— Я не знаю. Я правда не знаю. — Я впервые в жизни не помню, что со мной произошло. Ты веришь мне? — Конечно. — Но сейчас я — это я. Я могу рассказать тебе про нашу Венецию — со всеми подробностями. Про то, как ты перенес в прошлом году грипп на ногах. И я страшно боялась осложнений. И кормила тебя медом с орехами, и только потом узнала, что это скорее для потенции, чем от гриппа… Я — это я… Ты веришь мне? — Конечно, — снова осторожно повторил он. — Иди сюда… Я хочу… Я хочу сейчас быть с тобой… Я хочу любить тебя. — Господи, зачем она это говорит? Ее слова пугают Марка, на его лице не осталось ни одной морщины, так бывает тогда, когда он внутренне напряжен… Зачем она говорит все это? — Я хочу любить тебя… — Думаю, сейчас не совсем подходящее время, кара. — Никогда еще он не был так равнодушен к ней. Ольга сжала кулаки. — А подходящего теперь уже не будет, Марк. — Ну о чем ты говоришь? — Ты сдашь меня в психушку, и меня будут колоть аминазином! Будут заворачивать в мокрые простыни и надевать смирительную рубашку. — Ну, зачем ты так, кара… Есть гораздо более щадящие варианты. «Вот он и прокололся, мой обожаемый муж, мой отменный любовник с семью пядями во лбу…» — Щадящие варианты? Ты уже думаешь о щадящих вариантах? — Кара! Постарайся взять себя в руки. — Ты разговариваешь с сумасшедшей, Марк! Как можно взывать к безумцам? А какие могут быть сделки с сумасшедшими? — Она истерически рассмеялась. — Не нагнетай, пожалуйста! — Не смей на меня орать! Это было несправедливо — Марк разговаривал с ней самым обычным голосом, даже чересчур обычным. Он сидел в кресле, такой чужой и такой недосягаемо далекий. И такой прекрасный в своем душевном здоровье. — Прости меня, Марк… Я сама не знаю, что говорю… — Она протянула к нему руки, и Марк сдался, он снова стал тем, кого она любила… Уткнувшись ему в плечо, Ольга долго и сладко плакала. — Увези меня отсюда, Марк. — Ну, конечно… Будь проклято это место… Будь проклят я, что потянул тебя сюда. — Скажи… Скажи, что еще я совершила? — Ты же все знаешь, кара. Зачем к этому возвращаться? — Спасибо, что попытался меня выгородить. Хотя это выглядело глупо… — Она снова всхлипнула. — Я не могу… Я не могу больше здесь оставаться. Если я пробуду здесь еще день, то свихнусь окончательно. Ведь в Москве все было хорошо, правда? Ольга просительно заглянула в глаза мужу. — Конечно, — Марк все-таки отвел глаза. — В Москве все и будет хорошо. Если тебя успокоит, я заказал билеты на послезавтра. Мы летим домой. — Мы? — Ну да. Ты и я. Инка остается. Ей понравился курорт. — Вот как? Ты даже успел переговорить с ней? Еще до того, как сказал об этом мне? — Да. — Марк неожиданно смутился. — А что в этом особенного? Ведь она все-таки член нашей семьи. — Раньше ты предпочитал не вспоминать об этом. — Я не понимаю. Ты в чем-то меня подозреваешь? — А почему только послезавтра? — В ней вдруг проснулась надежда: они уедут, и все будет по-прежнему, все забудется, как страшный сон, как ее проклятый кошмар. — Потому что раньше нет рейсов, кара. А торчать в какой-нибудь занюханной городской гостинице и есть из одной тарелки с тараканами бессмысленно, когда в нашем распоряжении такой прекрасный коттедж. — Ты не бросишь меня? — Конечно, нет… — Знаешь что? Ты должен закрыть меня здесь, в четырех стенах. И держать до самого отъезда. Чтобы я не натворила каких-нибудь глупостей… — Глупости ты творишь сейчас. Держать тебя под замком, как тебе вообще могло такое в голову прийти? — Может быть, так будет лучше? — Лучше будет, если ты перестанешь об этом думать. — Он приблизил к ней лицо, полное отчаяния и надежды. — Держись, кара! Я умоляю, держись! Не дай этому овладеть тобой, сопротивляйся. Хотя бы ради меня. — Я постараюсь, любимый. — Я знаю… Ты же умница. Ты моя девочка. Только моя… Господи, как она могла плохо думать о Марке? Не всякий мужчина поступил бы так благородно, разве что только ее отец. Отец, который несколько лет прожил с безумной Мананой, ни на секунду не отходя от нее. В минуты просветления она особенно это ценила. А однажды оценила так высоко, что решила навсегда избавить отца от страданий. В какой-то момент выросшая Ольга поняла это: вернее, не поняла, а увидела каким-то внутренним зрением: ее мать, какой бы сумасшедшей она ни была, покончила с собой в здравом уме. Только потому, что отец подсознательно ждал этого шага. И маленькая Ольга ждала. И вот теперь наступила очередь Марка. И он тоже будет ждать. …Остаток ночи они не спали. Они лежали рядом, не касаясь друг друга и каждую секунду друг друга обманывая: Ольга видела, как подрагивают ресницы Марка. Должно быть, он тоже видит, как подрагивают ее ресницы. Сегодня он еще не боится спать с ней в одной постели. Но что будет завтра? То же, что с ее отцом и Мананой, — в последний год перед ее самоубийством отец переселился в детскую. Отец. Когда появился Марк, Ольга незаметно вышла из-под его опеки. Вернее, это произошло несколько раньше: Инка заменила Игорю Анатольевичу все, она явно выигрывала на фоне несколько пресной дочери. Она могла быть капризным ребенком, который постоянно требует мороженого, и очаровательной женщиной, которая постоянно требует любви. Только одного не умела Инка — быть скучной. Тем лучше, думала Ольга. Тем лучше, даже если с ней что-то случится, у отца останется Инка с ее нынешней готовностью к воспроизводству. Она родит отцу здорового, не отягощенного дурной наследственностью мальчика. Или двух. Или мальчика и девочку. Девочку даже не станут называть в честь старшей сестры — Ольгой: чтобы, не дай бог! — она не повторила ее собственный путь… Девочка будет похожа на Инку. А Марк, прежде чем жениться во второй раз, от корки до корки изучит медицинскую карту потенциальной кандидатки… * * * Когда она проснулась. Марка в комнате не было. |