Онлайн книга «Тингль-Тангль»
|
– Иди сюда, – говорит он. – Давай руку. Васька вовсе не собиралась протягивать ему руку, – восседать на гипсовой лошади еще глупее, чем восседать на куцем седле мопеда, к тому же гипс пачкается, – она не собиралась, но уже через мгновение оказывается на лошадином крупе. Единственное утешение – теперь она сидит не позади Ямакаси, а впереди него. – Вы всегда жили одни? – После смерти родителей – да. – И никто вам не помогал, бедным сироткам? «Бедные сиротки», «бедные, бедные сиротки», «бедные вы мои сиротки», – Васька уже когда-то это слышала. – Что значит – не помогал? – Не было никого, кто проявил в вас участие? – Зачем ты спрашиваешь? – Просто… Интересно было бы узнать про твою жизнь побольше. Ты считаешь это излишним любопытством?.. Васька медлит с ответом. Что, собственно, произошло? Она познакомилась с парнем, который так ловко перемещается по крышам, что и зовут его – Ямакаси. Она познакомилась с ним, как знакомилась со всеми другими из разношерстного сообщества экстремалов: это Ильич, он занимается фристайлом; это Кузя, он занимается кайтингом и только вчера вернулся из Австралии; это Вован, он альпинист, потрать на него вечер, если не сложно. Только не заговаривай о горах: Вован с тремя ребятами ездил на Хибины, они все погибли и лишь он остался жив, об этом даже в новостях сообщали. Она переспала с Ямакаси, как до этого спала с Ильичом, Кузей и альпинистом Вованом: секс, как перемена впечатлений, как тренировочный лагерь перед очередным восхождением, перед очередной попыткой взлететь в небо, перед очередным спуском через пороги вниз по реке. Никто из них не пытался особо вникнуть в Васькину жизнь – и она тоже не вникала. Собственно, тут и вникать не во что: большинство этих парней гораздо менее интересны, чем дело, которым они занимаются. И Васька нужна им не для всепоглощающей и вечной любви (хотя встречались и такие экземпляры, она выпроваживала их быстрее, чем всех остальных). Васька нужна им, чтобы расслабиться, чтобы не думать о том, что следующее восхождение, следующий полет, следующий спуск могут оказаться последними. Васька нужна им, чтобы подтвердить собственную состоятельность. Они нужны ей по той же причине. К чему клонит Ямакаси, куда он ведет гипсового коня? – Васька не может избавиться от ощущения, что они и вправду движутся, мерно покачиваясь в седле: знакомое до последнего штриха пространство мастерской неуловимо меняется. Стен больше не существует, впереди неожиданно образовался коридор, почти такой же, какой оставался за Ямакаси там, наверху, в прогалинах между железными холмами. Так же клубится сгустившийся воздуху входа, но есть и разница. Коридор там, наверху, был абсолютно пустым, абсолютно стерильным. Этот же наполнен тенями, смутными (хотя и когда-то виденными) силуэтами, он уходит в темноту или, вернее, в черноту, которая времени от времени вспыхивает слепящими точками, змейками, спиралями. Точно такая же спираль притаилась между большим и указательным пальцем левой руки Ямакаси, Васька видит эту татуировку перед собой и сейчас. Когда-то продвинутый Леха рассказывал им с Бычком о спиралях и еще о витраже с розой, и еще о рыбьем пузыре, и еще о гало. Занятные были побасенки, вот только Васька не может вспомнить из них ни слова, столько лет прошло!.. Кажется, все эти штуки были не менее опасны, чем тополь-кровосос, и (если с ними неловко обращаться) убивали наповал. Должна ли она опасаться черной спирали, вытатуированной на руке Ямакаси или стоит опасаться чего-то еще, не менее знакомого? Она не особенно вглядывалась в татуировки, но наверняка в их зарослях сыщутся и рыбий пузырь, и витраж с розой, и гало… Взрослая Васька нисколько не боится спирали (еще чего!), но ей смертельно хочется спать. – …Ты считаешь это излишним любопытством, ответь? – Нет, но… Движение лошади укачивает Ваську, копыта постукивают цок-цок-цок, глаза слипа-аются, куда же все-таки они едут?.. – Куда мы едем? – Мы стоим на месте, кьярида миа… Движение лошади укачивает Ваську, а тихий голос птицы Кетцаль убаюкивает. – Значит, жили-были на свете две бедные сиротки?.. бедные, бедные сиротки… – Бедные сиротки. Знаешь, так называл нас один человек когда-то. – Что за человек? Если бы Ваське не хотелось спать, она бы наверняка заметила, что сквозь вату птичьего клекота проскакивают иголки вполне целенаправленного интереса: ни один вопрос еще не был задан просто так. – Я плохо его помню… – Но кое-что все-таки помнишь? – Смутно… Его звали дядя Пека. – Странное имя. – Скорее, прозвище. Это мы с Микой… с сестрой так его называли. А на самом деле он был Павлом… Павлом Константиновичем. Павел Константинович, точно. – Так-так… Продолжай… Засыпающая Васька не вполне понимает, куда клонит Ямакаси. – Что тебя интересует? – Этот… дядя Пека… Он что, помогал бедным сироткам? – Вроде бы. Помогал деньгами, помог сохранить квартиру… – Да, сохранить такую шикарную квартиру без посторонней помощи двум бедным сироткам очень трудно. Ямакаси не видел квартиры, он не выходил за пределы мастерской, и трех часов не прошло, как он появился здесь впервые, – и при этом уже живо рассуждает о достоинствах их с Микой жилплощади. Почему? Васька должна бороться со сном, иначе что-то очень важное пройдет мимо нее. – Откуда ты знаешь про шикарную квартиру? – Ты сама мне об этом сказала. Ровно этими же словами – «квартира шикарная». Вспомни!.. – Ну-у, может быть… – И где теперь дядя Пека? Спираль между большим и указательным пальцами вращается и вращается, засасывая Ваську. – Его нет. – Что значит – нет? Он больше не поддерживает вас? – Он умер. Точнее – погиб. Точнее – его убили. – Вы, наверное, очень переживали? – Ведьма переживала. А про себя я не очень-то помню. – А как его убили? – Темная история… Он ведь был каким-то крупным функционером, или бизнесменом, или что-то в этом роде. Ворочал большими деньгами и наверняка нажил массу врагов. Словом, его убили. Не здесь, не в России. – А где? – Я не знаю. Кажется, речь шла об Испании. – Он был одинок? – Одинок?… – Я имею в виду семью… Жена, дети и все такое. |